Трансформация представлений о публичной власти и ее носителях в Риме в эпоху гражданских войн
Хорошо известно, что для римского республиканского правосознания была характерна концепция коллективной ответственности за государство и государственные дела. Безусловно, истоки подобных представлений чрезвычайно архаичны и могут быть обнаружены в римской протогосударственной древности, когда в качестве основной и единственно возможной социально-административной единицы мыслилось сообщество (община) в целом, а личность выступала как составная часть этого единого социального организма. В основе республиканской концепции легитимности власти лежали две основные идеи. Первая: Республика - гармоничный мир, общее дело всего римского народа - res publica...est res populi (Cic. De re p. I.39). Вторая: власть имеет отцовский характер; ее законность, правильность и совершенство закреплены не столько правом, сколько древностью политической традиции, обычая, государственного института; совокупностью моральных обязательств. Это было не просто признание приоритета коллективного перед частным, предпочтение общего блага своему, установленных моральных норм над личным суждением, а органичное глубинное единство римлян и Рима (Alfoldi G. Die Romische Gesellschaft: Ausgewahlte Beitrage. Wiesbaden, 1986. S. 335-394; Штаерман Е.М. Эллинизм в Риме // Эллинизм: восток и запад / Отв. Ред. Е.С. Голубцова. М., 1992. С. 147-148).
В соответствии основополагающими идеями оформились конкретные и республиканские представления о системе публичной власти и ее носителях. Высшими носителями власти в Римской республике выступали сенат и римский народ (Cic. De re p. II.42,69; Sall. De Cat.coniur. 9,1; Ep. II.5;10). Сенат без собрания и собрание без сената были одинаково ненормальными явлениями. Их нераздельность отразились в общей законодательной формуле - senatus populusque Romanus. Народное одобрение было обязательным условием легитимности любого государственного события. Властные функции сената не были юридически, правовым образом, закреплены. Сенатские постановления - senatusconsulta являлись с формально-правовой точки зрения не юридической нормой, а простыми рекомендациями. Однако в Римской республике власть сената была подлинной властью (Sall. Ep. II,10), которая опиралась на авторитет -auctoritas ее носителей, на верность традиции - mos maiorum и на совокупность взаимных моральных обязательств - pietas. Власть исполнительного лица - римского магистрата рассматривалась как общественная обязанность, от которой он не может уклониться; обязанность, возлагаемая народом в интересах rei publicae (Sall. Ep. II.7; I.5). В чрезвычайных обстоятельствах это выражалось формулой: videant consules, ne quid detrimenti respublica capiat . Подобные представления о публичной власти и ее носителях позволяют говорить о слабости принципов республиканизма и демократизма в Риме. Значение обычая было больше, чем закона; идея правотворчества не была распространена; нерушимость старины была общим лозунгом всех субъектов правления; новые явления жизни подводились под старые формулы.
В период гражданских войн и на уровне массовых представлений, и в среде интеллектуальной элиты идея коллективной ответственности за состояние Республики оказалась значительно ослабленной, а в середине I в. до н.э.- уже не актуальной. Обнаружилось постепенное ослабление основ традиционной системы управления и новые обоснования легитимности публичной власти.
Произошло колоссальное увеличение территории и народонаселения Рима. В его состав вошла Италия и ряд римских колоний вне ее. После Союзнической войны, когда права римского гражданства были предоставлены всему италийскому населению, римское гражданство достигло почти 3-х млн. человек. В качестве подчиненных Риму завоеванных провинций и зависимых сопредельных государств в его состав были включены почти все страны средиземноморского бассейна. Рим постепенно утратил основы гражданской общины - civitas, стал совершенно иным территориально-административным механизмом. В новых условиях примитивно-коллегиальная форма правления обнаружила свою неэффективность и нецелесообразность.
В результате великих римских завоеваний усилилась имущественная поляризация римского гражданства: увеличилось количества люмпенов, с одной стороны, и промотавшихся аристократов - с другой. В среде тех и других обнаруживалось глубокое падение нравов, а в условиях главенства патриархальных семейно-родовых принципов и отношений патроната-клиентеллы формировалась психология паразитирования и продажности (Sall. De Cat.coniur. 10.3-6;11).
Постоянные и продолжительные войны, римская колонизация порождали не только территориальную, но и социально-психологическую мобильность, неизбежно вели к разрыву традиций, нарушению семейно-родственных связей. Люди получали не только новых соседей, их окружала не только иная природная, но и иная социально-политическая среда, в которой часто действовали принципы господства-подчинения (Sall. De Cat.coniur. 11,6).
Усилившийся в результате военных завоеваний приток рабов в Рим также не мог не отразиться на социально-политическом климате: рабы смешивались со свободным населением и несли свою идеологию.
Коренные изменения в римской армии: наметившаяся люмпенизация легионов (Rostovtzeff M. Social and Economic History of the Roman Empire. Oxford, 1926. P. 99), увеличение воинского контингента за счет италиков и провинциалов - также не могли не сказаться на правосознании римского гражданства. Новобранцы из италийских городов усугубляли маргинальную психологию люмпенов. Для служивших длительный срок под знаменами того или иного полководца (Суллы, Помпея, Цезаря) римских граждан нормой становился уклад лагерной жизни; отечеством - военный лагерь, согражданами - легионеры, а затем ветераны; властью - воля и приказание полководца. В этих условиях отношения команды-подчинения становились единственно возможной формой социальных контактов. Эти отношения переносились и на мирную жизнь, поскольку военный вождь в мирное время выступал как патрон своих ветеранов. В силу всех этих обстоятельств Народное собрание, некогда воплощавшее законодательную власть и исполнительную волю всего римского народа, потеряло всякий смысл. Цицерону пустующий римский Форум казался скорее стареющим, чем отдыхающим (Q.Fr. II,13,4). Собиравшиеся на Форуме несколько десятков тысяч человек, по большей части люмпенов, не представляли власть римского гражданства. Они следовали желаниям и воле политических лидеров, поддерживали их честолюбивые планы и, таким образом, способствовали развитию имперских и монархических тенденций.
Сенат - воплощение римской государственности, римских традиций, основных жизненных принципов и идеалов утратил свой авторитет, на котором прежде держалась его власть и влияние. Злоупотребления сената, его неспособность управлять политическими событиями и направлять их в интересах всего римского общества компрометировали всю традиционную систему публичной власти и делали неизбежной ее перестройку на новых имперских началах. Потрясающую картину разложения и беспомощности государственной власти нарисовал Саллюстий (De Cat.coniur. 12.1-2; 17.1; 20.6-8; B.Iug. 16.1). Более того, в условиях гражданских войн обнаружился абсентеизм сенаторов, с одной стороны, и вождизм - с другой. В результате сенатский лидер, сумевший завоевать расположение большинства сената, (например, Помпей) получал возможность распоряжаться и суверенной волей народа. Мысль о существовании параллельно с традиционной системой управления сильной личности, наделенной чрезвычайными полномочиями, и лояльной по отношению к Республике стала вполне приемлемой для сената.
Исполнительная - магистратская власть уже не рассматривалась как высокая честь, выражение доверия народа и его поручение. Она выступала лишь как ступень, ведущая к обогащению и значимому общественному положению. У современников встречаются постоянные подобные обвинения в адрес римских магистратов (Cic. Ad Att. X,8,2). Политическая практика эпохи гражданских войн постепенно внедряла в общественное сознание идею значимости конкретных действий и результатов; восприятие сильной личности как носительницы не столько полномочий, сколько возможностей.
Последствиями разложения традиционной системы власти и изменения политической ментальности было катастрофическое падение уважения к традиции, обычаю и существующей законной норме; изменение методов политической борьбы. Насилие стало политической практикой. В речах Цицерона римская история середины I в. до н.э. предстает как уголовная хроника. Был нарушен главнейший принцип римского демократизма - неприкосновенность народных трибунов. Римская армия стала орудием социально-политической борьбы. Неограниченный империй проконсулов и пропреторов в провинциях усугублял монархические настроения солдат и люмпенов. Современники много раз и в различных вариациях проводили мысль о том, что истинной, идеальной Республики уже нет; она утрачена, потеряна, погублена, убита (Sall. De Cat.coniur. 37.1-4; 38.3-4; 52.22-23; B.Iug. 41-42; Cic. De re p. I. 47,71; Ad fam. IX,20,3; De off. II,3 III,83; Phil. II, 17; см., например: Cic. De off. II,29 - rem vero publicam penitus amissimus). Более того возникла и получила развитие мысль о возможности насилия и единовластия ради блага государства (Cic. De re p. VI,1. См., например: Sall. Ep.II.6,2 - ... преступление ...совершает тот, кто во вред государству станет приобретать влияние; но в том случае, когда служение общественному благу приносит пользу..., колебаться в своем решении означает нерадивость и трусость ).
Политико-правовые представления различных социальных групп имели принципиальное сходство, с той лишь разницей, что у рядовых граждан они существовали как парадигмы сознания, как автоматизмы мысли и поведения, а у политической и интеллектуальной элиты они были сформулированы в литературной форме. Например, в государственно-правовых концепциях Цицерона и Саллюстия; отчасти в стоических установках Лукреция. Все они апеллировали к традиции и республиканским основам публичной власти. Однако считать их чистой утопией нельзя, поскольку они отвечали на злобу дня и учитывали новые имперские реалии (См.: Утченко С.Л. Политические учения древнего Рима. М., 1977; Штаерман Е.М. Эллинизм в Риме. Указ.соч. С. 149-150; Gruen E. The Hellenistic World and the Coming of Rome. Berckley; Los Angeles, London, 1984. P. 251-253; 317-321; Maier B. Philosophie und romisches Kaisertum. Wien, 1985. S.20).
Постепенно и в римской общественной жизни, и в римском общественном сознании утвердился новый взгляд на публичную власть и ее носителей, новое обоснование легитимности власти: традиционная система управления нецелесообразна (народ потерял власть, ее узурпировала знать); бремя ответственности за государственные дела может быть возложено на сильного, дееспособного политического лидера; ни традиция, ни древность обычая не являются определяющими принципами властных полномочий; основой легитимности власти могут служить лишь рациональные соображения об общем благе и народной пользе. Эти соображения определяли и объем полномочий, и методы управления. Таким образом, в представлениях о публичной власти и ее носителях обозначаются имперские и монархические тенденции, а римский народ постепенно из субъекта управления становится объектом управления. Все это указывает на глубочайший кризис римского республиканского правосознания, который стал одной из важнейших предпосылок установления военной диктатуры в Риме: сначала как факта, порождающего прецедент (диктатура Суллы), затем как постоянного прецедента (положение Помпея, диктатура Цезаря, II триумвират).
