Глава 1. Братья Гракхи. 100 лет на б€рш Стикса Тиберий Семпроний Гракх (163-133 гг. до н.э.) — НАРОДНЫЙ трибун 133 г. до н. э. Гай Ссмпроний Гракх (153-121 гг. до н.э.) — НАРОДНЫЙ ТРИБУН 123, 122 гг. до н. э. Гай Гракх многим говорил, что видел во сне своего брата Тиберия, который сказал ему: «Рано или поздно ты должен будешь умереть той же смертью, что ия». Цицерон Оба они были убиты, и тела их брошены в Тибр, как поступали в те времена с преступниками. По верованиям римлян души непогребенных не могли попасть в ладью Харона и пересечь Стикс — 100 лет должны были призра¬ки мятежных братьев бродить по этой стороне реки Под¬
земного царства. И это значит, что души братьев Гракхов, не нашедшие успокоения, должны были видеть крушение республики. Тиберий и Гай происходили из знаменитого плебейско¬го рода Семпрониев Гракхов. Тут надо сказать несколько слов о предках народных трибунов. Их прадед построил храм Свободы на Авентине. Их дед Тиберий Семпроний Гракх (в их роду старший сын получал имя Тиберий, поэтому нетрудно запутаться, определяя, кто есть кто среди многочисленных Тибериев Семпрониев Гракхов), участвовал в войне с Ганнибалом. Под его началом были легионы, состоящие в основном из рабов-добровольцев. В главе, посвященной 2-й Пунической войне, описаны действия Гракха под Кумами. В свободное время Гракх заставлял солдат упражняться, чтобы бывшие рабы-ново- бранцы научились ходить под значками и знали свое ме¬сто в строю. Главная же забота полководца (и он следил за этим неукоснительно) заключалась в том, чтобы ветера¬ны и граждане не пытались возвыситься над рабами-ново- бранцами. Гракх не допускал никакой вражды в солдат¬ской среде и спаял свое войско в единое целое. «Все, кому римский народ вверил оружие свое и зна¬мена, пусть считают себя достаточно почтенными и благо¬родными» (Тит Ливий). В награду за воинскую службу рабам была обещана свобода. Но они сражались уже второй год, а свободы так никто и не получил. Естественно, что рабы-солдаты начали роптать: мол, всех нас перебьют раньше, чем мы сможем надеть долгожданные шапочки вольноотпущен¬ников. Узнав о крамольных разговорах в манипулах, Тиберий Гракх написал письмо сенату. Однако воена-чальник не стал доносить на подчиненных, не сообщил о растущем недовольстве, а лишь напомнил об обещании сената и заявил, что его солдаты так же доблестны, как и свободные легионеры, и пора бы выполнить данное слово. Сенат велел Гракху поступать по собственному усмотре¬нию. И вот накануне сражения с полководцем Ганнибала Ганноном Тиберий Гракх пообещал каждому рабу свобо¬
ду, если тот принесет отрубленную голову врага. На сле¬дующий день закипела битва. Почти четыре часа бились римляне с пунийцами. Никто не мог одолеть. Обещание Тиберия Гракха, поначалу вселившее в сердца рабов и храбрость, и надежду, сослужило в середине сражения дурную службу: едва одолев врага, раб-доброволец тут же начинал кромсать тело, уже не думая об исходе битвы. А добыв голову, тащил ее за собой, и ясно, что отрублен¬ная голова отнюдь не помогала в рукопашной. В конце концов рабы почти совсем прекратили сражаться, а лишь бегали по полю в поисках голов и занимались разделкой трупов. Что было делать Гракху? Он отдал приказ солда¬там: головы бросить и идти в бой, свободу он им даст и так. Но только в том случае, если римляне победят. Если же они проиграют, то свободы не видать никому, сколько бы голов ни предъявили Гракху после бегства. Угроза по¬действовала: римляне не только разбили пунийцев, но и ворвались в их укрепленный лагерь. На помощь пришли пленные римляне, что были в лагере пунийцев. Захватив в суматохе оружие, они напали на карфагенян с тыла и не дали им убежать. Из всего карфагенского войска уце¬лело менее 2 ООО (а было 17 ООО пехоты и 1 200 конни¬цы). Однако среди рабов не все проявляли героизм, около 4 ООО держались сзади и в штурме лагеря не участвовали. После победы они не пошли вместе со всеми в лагерь, а собрались на соседнем холме, опасаясь, что полководец исполнит угрозу и прикажет их распять, как обещал по¬ступить с трусами перед битвой. Однако угроза осталась лишь угрозой — не более. На следующий день Гракх со¬брал своих солдат и даровал свободу всем, независимо от того, как кто сражался — храбро или не очень. Однако как истинный римлянин он должен был как-то отличить смельчака от труса. И вот, после дарования всем свободы, он стал вызывать к себе трусов по одному и заставил каж¬дого дать клятву, что до конца своей службы они будут есть и пить только стоя. Такое вроде бы легкое, но одно-временно чувствительное наказание. «Гай, видишь вон того парня, что жует полбяную кашу стоя? — скажет во
время обеда один легионер другому. — Сразу видно, как он сражался у Беневента». После победы солдаты вошли в Беневент, и жители устроили им угощение. Пировали на улицах и во внутрен¬них двориках. Все вчерашние рабы в шапочках вольноот¬пущенников — символах только что обретенной свободы. Сцена эта так потрясла Семпрония Гракха, что, вернув¬шись в Рим, он заказал картину с изображением этого пира обретших свободу воинов и поместил ее в храме Сво¬боды, построенном его отцом. Погиб Тиберий Семпроний Гракх тоже почти как в ле¬генде. Предатель заманил его в ловушку, якобы на перего¬воры с союзниками. Но союзников в условленном месте не оказалось — там поджидали пунийцы. Окруженный вра¬гами, с одним мечом, без доспехов, без щита (пришлось обмотать левую руку плащом) Гракх отказался сдаться. Его пытались взять живым, но это не удалось, римлянин защищался отчаянно. И только меч, вонзившийся ему в грудь, остановил полководца. После гибели Тиберия Семпрония его вольноотпущен¬ники-добровольцы покинули войско. Семпрония они счи¬тали своим патроном, себя — его клиентами, обязанными до смерти патрона быть ему преданными. Но раз патрон погиб, вольноотпущенники не связаны уже обязатель¬ствами и вольны делать, что захотят. Добровольцев потом долго разыскивали по окрестностям и возвращали под знамена. Его сыну, тоже Тиберию Семпронию Гракху, было в тот момент только два года. Впоследствии он занимал должность народного трибуна, дважды был консулом, а также цензором, в качестве наместника в Испании про¬славился справедливым управлением. Женат он был на Корнелии, дочери Сципиона Африканского, энергичной и образованной женщине, которая была много моложе своего мужа. Она родила ему 12 детей. Выжили только трое. Когда Тиберий Семпроний Гракх умер, старшему его сыну Тиберию было девять лет, а младшему, Гаю, не исполнилось и года. О них и пойдет рассказ в этой главе. 6- М. Алферова
Особую роль в их воспитании играл Сципион Эмилиан. Будучи родственником несовершеннолетних братьев, он к тому же женился на их сестре. Миновали те времена, когда плебеи были лишены поч¬ти всех прав. Теперь знатные плебейские и патрициан¬ские роды принадлежали к одному классу — нобилитету. В руках узкого круга оказалась почти вся власть, все бо¬гатства, вся пахотная земля, хотя по закону запрещалось владеть больше чем 500 югерами земли на главу семьи, плюс еще на каждого сына можно добавить 250 югеров, но всего не более 1 ООО. Но закон нарушали в открытую. В борьбе мелкого крестьянства и крупных землевладель¬цев побеждали хозяева латифундий. Это мало занимало власть имущих. Но при этом было одно неудобство: число призывников не росло, а падало с каждым годом. Нести военную службу мог лишь человек с достатком, способ¬ный приобрести вооружение. Разоряясь, крестьянин пе-реставал быть воином. Дальновидные политики понима¬ли необходимость перемен, но таких во все времена мень¬шинство. Большинство отстаивало свои интересы. Любой намек на необходимость передела земли приводил хозяев латифундий в ярость. Поэтому рассудительные и мудрые реформаторы, такие как Гай Лелий, быстро отступали. Однако их правильные речи слышал Тиберий Гракх, и он решил действовать. Тиберий меньше всего походил на революционера, он был человеком мягким, скорее даже наивным и сентиментальным. Но, быть может, именно эти черты и заставили его взяться за проведение земель¬ной реформы. Один из основных вопросов любой револю-ции — это вопрос о земле и как ее поделить. Однако как ее, землю, ни дели, она почему-то все время стремится «утечь» из рук тех, кто ее обрабатывает. Для предотвра¬щения этой «сверхтекучести» нужен строгий контроль. Впервые Тиберий отличился во время 3-й Пунической войны, его храбрость была отмечена строгим Сципионом Эмилианом. Избранный народным трибуйо-м на 133 г. до н. э., Тиберий предложил закон о перераспределении го¬сударственной земли: кто владеет землей вопреки закону, 6-2
ЦШШ Революция 163 должен возвратить излишки в казну для перераспределе¬ния в пользу нуждающихся, получив компенсацию от го¬сударства за проведенные улучшения. «Никогда против такой страшной несправедливости и такой алчности не предлагали закона снисходительнее и мягче», — замечает Плутарх. Но «снисходительный» закон вызвал яростное сопро¬тивление. Не смея выступить открыто, владельцы лати¬фундий переманили на свою сторону другого народного трибуна — Марка Октавия, и тот наложил вето на закон Тиберия. Напрасно Тиберий уговаривал Октавия отме¬нить вето — тот стоял насмерть. Ставленник правящей партии не желал уступать оппозиции, как бы ни убеди¬тельны были выдвигаемые доводы. Напрасно Тиберий об¬ращался к сенату, уговаривая отцов-сенаторов повлиять на Октавия. Безрезультатно! Но и Тиберий не желал усту¬пать. Ведь народ поддержал его! Если нельзя отменить вето, то надо отменить народного трибуна. Нет, не убить, конечно, а просто лишить трибунских полномочий. И Тиберий решился на беспрецедентный шаг — он сме¬стил своего коллегу Октавия, на что не имел никакого права. Демагогическое заявление: не утрачивает ли свою должность тот народный трибун, который действует в ущерб народу, — вряд ли могло оправдать попрание зако¬на. Народное собрание с восторгом поддержало произвол, Октавия сместили, земельный закон приняли, и Гракх приступил к воплощению своего замысла в жизнь. Ари¬стократия открыто грозила реформатору местью. Спа¬сение Тиберия было лишь в продолжении реформ, и он предлагал один законопроект за другим. Популярность его росла. Как и росла ненависть аристократов. Однако год его полномочий подходил к концу, а сделано было так мало. Выбираться на второй срок подряд было нельзя. Тогда в нарушение закона Гракх выдвинул свою канди-датуру в народные трибуны на второй срок, прекрасно по¬нимая, что, как только кончится срок его полномочий, не сносить ему головы. Сначала ради благой цели надо нару¬шить закон, потом ради спасения жизни — число причин
будет множиться бесконечно. Сенаторы сорвали выборы. Народное собрание было разогнано. Во время беспорядков Тиберий, находясь в толпе, поднес руки к голове, давая понять, что жизни его угрожает опасность. Его враги тут же истолковали его жест как желание захватить власть и надеть царскую диадему. Сколько раз уже против попу¬лярных и, заметим, ярких личностей использовали эту дубину! Кассий, Спурий Мелий, Манлий Капитолийский. Теперь Тиберий Гракх. Однако, несмотря на требования сенаторов расправить¬ся с Тиберием немедленно, консул медлил: ведь жизнь на¬родного трибуна неприкосновенна. Тогда бывший консул Назика взялся руководить расправой. Разломав скамьи и вооружившись обломками, сенаторы со своими слугами и клиентами кинулась в атаку. Тиберий вместе с немного¬численными сторонниками пытался спастись бегством. Его убили на Капитолии ударом палки в висок, вместе с ним погибли еще 300 человек — так утверждают истори¬ки, хотя в такие моменты обычно никто не считает трупы. Тела убитых были брошены в Тибр как тела государствен¬ных преступников. Гая Гракха в тот момент не было в Риме. Вернувшись уже после беспорядков в Город, Гай просил отдать ему тело брата для погребения. Ему отказали. Такого еще не бывало в Риме! За открытое убийство народного трибуна никто не был наказан. Все позабыли о сакральной непри¬косновенности защитника народа. Убийцы стояли на сво¬ем: Тиберий Гракх готовил переворот и жаждал царской власти. Сенаторы в своей слепоте не замечали, что госу¬дарство зашло в тупик, а бунтари весьма смутно представ¬ляли, как им исправить положение. После смерти брата Гай Гракх уехал из Рима. Он слу¬жил в армии, в коннице, и мечом владел не хуже, чем тон¬костями права. Три года он провел на должности квестора в Сардинии, снискал себе славу своей рассудительностью и справедливостью не только среди римлян, но и среди местных жителей. Однако любое известие о Гае Гракхе вызывало у сенаторов подозрение, в каждом его поступ- 6-4
ке видели нарушение закона. Несколько раз его пытались привлечь к суду, но каждый раз он бывал оправдан. Едва очистившись от обвинений, он выставил свою кандидату¬ру на должность народного трибуна. Узнав, что среди кандидатов есть имя Гая Гракха, на¬род прибыл в Рим на выборы. Молодой Гракх был избран, несмотря на сопротивление сената. После смерти Тиберия прошло девять лет. Своими та¬лантами, твердостью характера и целеустремленностью Гай стоял куда выше старшего брата. Тиберий — несколь¬ко сентиментален, наивен, близорук. Гай — решителен, энергичен, деятелен и смел. Девять лет скрытности и сдержанности закалили его волю. До сих пор истори¬ки спорят, что двигало Гаем: желание принести пользу Риму, продолжить дело брата или жажда мести? Несо-мненно, Тиберий хотел помочь беднякам, которые гордо именовались римскими гражданами, но не могли про¬кормить семью. А чего хотел Гай? У него был план дей¬ствий, и он последовательно, шаг за шагом, воплощал его в жизнь. Где мог, он стал разрушать старые римские традиции, опираясь в своих действиях не на сенат, а не¬посредственно на народное собрание, которое поначалу всегда его поддерживало. Эту тактику потом будет успеш¬но применять Юлий Цезарь. Это Гай Гракх придумал про¬дажу хлеба по низким ценам. Можно рассматривать эти хлебные продажи как некое подобие современного посо¬бия по безработице. К сожалению, следующие правители Рима практически ничего не делали для того, чтобы эту безработицу уменьшить. Не спрашивая согласия сената, Гай Гракх основывал колонии, распоряжался казной, за¬хватывая как можно больше дел в свои руки. Кроме не¬имущего плебса, был у него еще один союзник: сословие всадников, которое отчаянно стремилось к власти. Об¬ладая огромными денежными средствами, всадники не имели такого влияния в политике, как верхушка, ноби¬литет. Гай Гракх предложил ввести 300 новых членов в сенат из сословия всадников, тем самым увеличив число сенаторов до 600. Он отнял у сенаторов исключительное
право быть судьями, и передал всадникам часть властных полномочий, тем самым, стравливая нобилитет и торго¬вое сословие. При всем при том Гай не только занимался законодательством, но и строил дороги, заслужившие самые высокие оценки: прямые, размеченные по милям от начала и до конца. Он же построил хлебные амбары для хранения хлеба, предназначенного для продажи не¬имущим. Другими словами, Гай Гракх был прекрасным инженером, пусть эта профессия и не была прописана от¬дельной строкой в послужном списке народного трибуна. Он становился во главе всех начинаний сам, и все полу¬чалось у него необыкновенно споро и удачно. Аристокра¬ты были вынуждены лишь скрипеть зубами, не в силах противостоять народному трибуну — так грамотно и по-следовательно тот вел наступление. «Гай Гракх вовсе не собирался утвердить Римскую ре-спублику на новых демократических основаниях, как это воображали многие добродушные люди в старые и новые времена. Наоборот, он хотел совершенно отменить респу-бликанские учреждения. Взамен республики он хотел ввести монархию, но не феодальную и не теократическую, а наполеоновскую абсолютную монархию», — пишет Тео¬дор Моммзен. Историкам легко упрекать Гая Гракха, приписывая ему желание установить диктатуру. Но беда не в том, что он ограничил власть сената, а в том, что не разглядел, как из триады римской власти монархия — аристократия — демократия исчезла демократическая составляющая. Не надо обвинять демократию в анархии во времена Цезаря. К этому времени демократия практически умерла. Недо¬статочно создать верную схему, надо еще придумать ме¬ханизм, осуществляющий его работу. Прежний механизм был рассчитан на маленький городок-государство, где все граждане могли принять участие в голосовании и реше¬нии немногочисленных вопросов. Но Рим давным-давно превратился в большое государство, избиратели не могли прибывать в Город для решения даже самых важных проб¬лем. Власть народа постепенно превращалась в фикцию:
в Народном собрании все решала кучка продажных без-дельников. Прежний механизм разладился, новый не был создан. Если бы мятежный трибун придумал заменить народное собрание собранием выборных представителей, то есть создал нижнюю палату парламента, (ибо верхняя палата — сенат — уже была), то неизвестно, как бы раз¬вивалась история Рима. Да, история не знает сослагатель¬ных наклонений. Но ведь мы, ставя этот вопрос: «Что если?» — не для умерших решаем вопросы — для себя. Но Гай Гракх не создал палату представителей. В конце концов он совершил смертельную ошибку в своей атаке на сенат. Гай Гракх заговорил о том, чтобы предоставить право римского гражданства всем латинам, заранее решив снять нарастающее противоречие между римскими гражданами и их союзниками. Это начинание вызвало протест у всех: и у сената, и у плебса. Если лати- ны станут гражданами, то дешевого хлеба на всех не хва¬тит: как народ мог поддержать такой закон? Законопро¬ект провалился. Сенат переманил на свою сторону часть плебса, пообещав благ куда больше, чем сулил прежний благодетель. Другой народный трибун, Марк Ливий Друз стал предлагать устроить 12 колоний в самой Италии. За¬чем тащиться куда-то далеко, когда можно устроиться рядом? Все забыли, что свободной земли в Италии нет. Но никто не собирался выполнять эти фантастические проек¬ты. Вместо того чтобы вдуматься в суть щедрых посулов, народ с радостью заглотил приманку. На новых выборах в народные трибуны Гай Гракх не был переизбран. (За ми¬нувшие 10 лет запрет на повторное избрание народным трибуном был отменен). Ходили слухи, что результаты выборов сфальсифицированы. Фортуна отвернулась от Гракха: консулом был выбран Луций Опимий, его непри¬миримый враг. Тут же победители повели наступление на все начинания Гая Гракха. И первым делом прекрати¬ли освоение колонии на месте разрушенного Карфагена, которая могла, бы решить хотя бы частично проблему за¬нятости плебса. Опимий нарочно провоцировал Гракха, чтобы тот не выдержал и устроил беспорядки, благо окру¬
жали бывшего народного трибуна люди отнюдь не робкие. Нужен был повод для расправы, и повод нашелся. В тот день, когда консул Опимий намеревался отменить законы Гракха, две толпы собрались на Капитолии: одна поддер¬живала законы Гракха, другая была на стороне Опимия. Бесполезная демонстрация! Судьба Гракха была предре¬шена. Если рассматривать историю Гракхов оторванно, то она кажется чудовищной, если же мы вспомним их предшественников, виновных лишь в том, что они со¬чувствовали народу, и убитых по нелепым обвинениям, то гибель Гракхов покажется закономерной. Для того, чтобы выстоять в борьбе с латифундистами, Гракху была нужна поддержка в сенате, как когда-то патриций Фабий поддержал народных трибунов в проведении законов о консульстве и долгах. Тиберий Гракх мог бы опереться на Сципиона Эмилиана, знаменитого полководца и своего родственника, но Эмилиан не протянул руку помощи Ти-берию и приветствовал убийство первого Гракха, и затем фактически приостановил работу комиссии по разделу зе¬мель. Сам он был убит в 129 году до н. э., и убийца не был найден. Скорее всего, это была месть за Тиберия. Но вернемся на Капитолий. Во время жертвоприно¬шения ликтор обозвал сторонников Гракхов негодяями, в ответ кто-то ударил ликтора стилом (бронзовой па¬лочкой для письма) и убил. Начался дождь, толпа разо¬шлась. На следующий день тело убитого притащили на форум, сенаторы во главе с Опимием разыграли целый спектакль над телом ликтора, видя в этом убийстве це¬лый заговор. Меж тем как убийство народного трибуна Тиберия, лица, обладавшего сакральной неприкосновен-ностью, сошло сенаторам с рук. Сенат тут же ввел чрез-вычайное положение. Была произнесена заветная фраза: «Пусть консулы следят, чтобы республика не понесла ущерба». Теперь можно было казнить граждан без суда и следствия. Консул Опимий велел сенаторам взяться за оружие, а каждому из всадников приказал явиться с двумя вооруженными рабами. Тем, кто оставит Грак¬ха, было обещано прощение. Плебс тут же разбежался.
Лишь немногие сторонники Гракха собрались на Авен- тине и отправили послов в сенат, пытаясь договориться. Но сенат не соглашался на компромисс. Желая избежать кровопролития, Гракх явился на Авентин безоружным, хотя и храбрости и военного умения ему было не зани¬мать. Повторно был отправлен к сенаторам глашатай для переговоров. Но его арестовали: властям не нужен был компромисс, им была нужна голова Гая Гракха, как будто это жертвоприношение могло устранить все нако¬пившиеся проблемы. Видя, что дело безнадежное, Гай Гракх решил покон¬чить с собой. Но друзья уговорили его бежать. Перед бег¬ством Гракх проклял римский народ за измену и черную неблагодарность и предрек ему вечное рабство. Сбегая с Авентина, Гай подвернул ногу, так что надежды скрыть¬ся у него не было. Двое друзей пытались задержать пре¬следователей на мосту, но были убиты. Куда бежал Гракх, зачем? Пролетарии, свободные бездельники, занятые только тем, что рожали детей, недавно с восторгом вы-крикивали его имя, а теперь прятались по углам. Вряд ли кто-то за пределами Рима мог оказать Гракху поддерж¬ку. И раньше, и потом римлянину некуда было бежать. Рим вмещал в себя весь мир. Изгнание всегда было самым тяжким наказанием, хуже смерти. Гай Гракх бежал без надежды спастись. В никуда. В маленькой роще за Тибром враги нагнали его. С ним был только его раб. Раб крепко обнял своего господина так, что убийцы не могли нанести по Гракху ни одного уда¬ра, пока не убили раба. Из отрубленной головы народного трибуна друг консула Опимия удалил мозг, а череп за¬лил свинцом, ибо в награду было обещано столько золота, сколько весит голова трибуна. После гибели Гая началась расправа над остальными. Более 3 ООО человек было каз¬нено, а все имущество конфисковано. Отняли даже при¬даное у вдовы Гая Гракха. На эти деньги консул Опимий воздвиг новый храм Согласия. На храме вскоре появилась надпись, сделанная кем-то из сторонников Гракхов: «Злой глас Раздора храм воздвиг Согласию».
Память Гракхов официально была предана проклятию, их матери Корнелии запретили надеть траур по младше¬му сыну. Однако и много лет спустя народ питал к мятежным трибунам неизменную любовь. Цицерон, этот чувстви¬тельный флюгер, прилюдно всегда хвалил братьев Грак¬хов, хотя в своих трудах, предназначенных для чтения в иных кругах, отзывался о знаменитых народных трибу¬нах крайне негативно. Братья вернули часть земли крестьянам, но розданное вскоре вернулось в руки богачей. Зато Гай Гракх создал армию паразитов, которая все росла и не года — века — кормилась за счет казны. Гай пытался заложить римские колонии за пределами Италии, объявил все завоеванные земли собственностью римского государства. Его начинания продолжили не демократы, а императоры. Еще одна цитата из Моммзена: «100-летняя революция, ведущая от него свое начало, была его созданием, поскольку она вообще дело рук одно¬го человека». Оказывается, один человек сумел сломать все Римское государство и разрушить республику. Такое не под силу и титану. Другое дело, что Гай Гракх не сумел починить то, что сломалось. Но и сенаторы не собирались этим за¬ниматься. Их волновало лишь одно: как бы не потерять ни на палец власти и ни асса из своего кошелька. Римские имена Каждый римский гражданин во времена республики имел обычно три имени. Первое — личное имя. Оно дава¬лось мальчику на девятый день после рождения. Выбор таких имен был не велик. Авл, Аппий, Гай, Гней, Децим, Луций, Квинт, Марк, Мамерк, Нумерий, Публий, Секст, Сервий, Спурий, Тиберий, Тит, Цезон. Затем шло родо¬вое имя — эквивалент нашей фамилии. И, наконец, про¬звище, как бы дополнение к фамилии. В одном роду могло
быть несколько прозвищ. Так у Тиберия Семпрония Грак¬ха Тиберий — личное имя (в этом роду — обычно имя всегда старшего сына), Семпроний — родовое, Гракх — прозвище. Иногда добавлялось второе прозвище в память о каком-нибудь славном деянии или заслугах того или иного гражданина. Например — Корнелий Сципион Афри¬канский. Зачастую в надписях личные имена обозначались одной или несколькими буквами. Скажем, М обозначало «Марк». Если человека усыновляли, то он получал имя усыновителя, а собственное родовое имя в измененном виде ставилось в конце. Так Октавий, будучи усыновлен Юлием Цезарем, стал называться Гай Юлий Цезарь Октавиан. Вольноотпущенник получал родовое имя па¬трона и в конце ставил свое рабское прозвище. Во време¬на поздней империи в именах началась путаница, стали встречаться двучленные или многочленные имена, воль¬ноотпущенники старались избавиться от своих рабских прозвищ и поменять их на созвучные римские. Что касается женских имен, то дочь получала родо¬вое имя своего отца. Например, Корнелий — Корнелия, Клавдий — Клавдия. Если девочек было две, то их имено¬вали Клавдия Старшая и Клавдия Младшая, остальных же просто нумеровали: Терция, Кварта, Квинта. Торжество аристократов Победившие аристократы срочно вернули все — или почти все на круги своя. О гражданстве для латинов не шло больше речи, создание новых колоний прекратили, ко¬миссию по раздаче земель закрыли, и вновь разрешено было скупать мелкие наделы богатым землевладельцам. Лишь раздача хлеба осталась в качестве подачки бедноте, да всадникам было по-прежнему разрешено заседать в суде. Ну а после этого можно было жить как прежде и ничего не делать, ничего не менять. Наступил покой. Аристокра¬ты радовались победе.
Гл/м 2. Неистовый Мдрий ГАй Млрий 156-86 гг. по н. э. Марий, проживший 70 лет, первым из рим¬лян семь раз избранный консулом, накопивший в своем доме богатства, не уступающие царским, оплакивал свою судьбу, посылающую смерть прежде, чем он достиг всего, чего желал. Плутарх Гай Марий родился в незнатной семье (сын батрака — наверняка преувеличение) недалеко от города Арпина. Детство он провел на полях, научился переносить голод и жажду. Едва достигнув призывного возраста, он пошел в армию. Неизвестно, обладала ли его семья достаточным имуществом, чтобы он мог купить себе снаряжение леги¬онера. Но, возможно, попасть в армию ему помог его па¬трон Метелл. Во время Испанской войны молодой плебей быстро продвинулся. Марий был не богат, но чрезвычай¬но честолюбив, и с энергией простолюдина карабкался на¬верх, не обращая внимания на презрение аристократов. Возвратившись на родину, он добился должности народ¬ного трибуна. Он сумел не только разбогатеть, но и же¬ниться на патрицианке из рода Юлиев и получить долж¬ность претора. Консул Цецилий Метелл, отправляясь в Африку на войну с нумидийским царем Югуртой, взял с собой Ма¬рия в качестве легата*. Марий, поднявшийся наверх, так сказать, из народа, пользовался любовью солдат, зато вы¬зывал неприязнь и брезгливое отвращение аристократов. А между тем этот выскочка замахнулся на консульскую ” Легат — у древних римлян назначавшийся сенатом посол или уполномоченный, выполнявший политические поручения; в период республики — помощник полководца и наместника провинции; в пе¬риод принципата императорский легат исполнял функции наместника провинции, а легат легиона командовал легионом.
власть. Метелл всячески препятствовал Марию. Неужели этот «новый человек» станет консулом? Нет уж! Но дерз¬кий легат не собирался сдаваться и устроил в армии бук¬вально бунт, агитировал всех своих знакомых, чтобы те писали домой письма и убеждали родных, что только он, Марий, может успешно закончить войну с Югуртой. Дру¬зья Мария ратовали за него на форуме. У народа не оста¬лось никаких сомнений: только Марий! Вот тот, кто нам нужен! Если этого энергичного легата не изберут консулом, римляне никогда не закончат войну. Марий отправился в Рим, и его избрали консулом на 107 г. до н. э. Метелл тем временем взял крепость Фала, где укрылся Югурта, но тот успел бежать к мавританскому царю Бокху, своему тестю. Метелл начал переговоры с Бокхом, но тут пришло изве-стие, что командование армией передано Марию. Новый консул набрал новые легионы, впервые не считаясь с иму¬щественным цензом. Обозвав всех нобилей трусами, он за¬явил, что военные знания свои получил не из книг, а его нынешние подвиги затмевают деяния знатных предков трусов-аристократов. Да, Марий не знаком с греческой литературой и не желает ее изучать, но зато он знает, как бить противника, и может спать на голой земле. Однако, несмотря на столь хвастливые речи, Марий действовал примерно так же, как и его предшественник Метелл. К тому же своей победой в войне с Югуртой он был во многом обязан действиям молодого Корнелия Суллы, который служил у него квестором. Бокх желал как-то закончить войну и помириться с римлянами, но для этого надо было избавиться от Югурты. Несомненно, Сулла был превосходным дипломатом, ибо сумел угово¬рить мавританского правителя передать Югурту в руки римлян. При этом Бокх буквально до самого последнего момента колебался, на чью сторону стать — римлян или собственного зятя, выдать римских послов Югурте или, наоборот, Югурту — римлянам. И в конце концов выдал зятя Сулле. Югурту разгромил Метелл, в плен взял Сулла, а три¬умф справил Марий. Во время триумфа провел в числе
пленников по улицам царя Нумидии, и после окончания триумфа царственного пленника умертвили. Пять раз подряд Марий становился консулом (104- 100 гг. до н. э.). Однако в глазах аристократии он по-преж¬нему оставался «новымчеловеком», выскочкой. В 105 г. до н. э. проконсул Квинт Сервилий Цепион, а за ним и консул Гней Маллий Максим потерпели один за другим страшное поражение в битве при Аравсионе от ар¬мии германского племени кимвров. Потери Рима в этих двух битвах оказались куда больше, чем при Каннах. Но римляне уже как будто привыкли начинать войну с пора¬жения, хотя в этот раз виновников катастрофы и отдали под суд. Дорога на Италию была открытой, но варвары не пошли на Рим: они разделились. Одна часть двинулась в Западную Галлию, другая — в Испанию, и лишь через три года варвары вернулись в Италию. Консул Марий разбил амбронов и тевтонов в двух сра¬жениях, в которых приняли участие даже женщины вар¬варов (102 г. до н. э.). Второй армией командовал Катул. Он действовал против кимвров куда менее удачно. В но¬вом сражении на следующий год, когда Катул и Марий соединились, кимвры были разбиты. Но Марий опять присвоил все плоды победы себе. Катул, правда, пытался переменить общественное мнение способом, который дей- ственен и поныне: обиженной полководец написал книгу, где попытался представить себя истинным победителем в битве с кимврами. Однако общественное мнение уже объявило Мария спасителем Рима. Книга проконсула не смогла вернуть автору утраченную славу. Зато ненависть Мария Катул заслужил в полной мере и был казнен во время Марианского террора. Но это впереди. А пока Марий отпраздновал очередной триумф. Одна¬ко сенаторы его по-прежнему презирали. Тогда победи¬тель кимвров и тевтонов выбрал себе союзников с весьма сомнительной репутацией. Это были вожди популяров Гай Сервилий Главция и Луций Апулей Сатурнин. Глав- ция — человек низкого происхождения, оратор-демагог. Сатурнин — из знатного рода, этакая пародия на Грак-
хов, защитник интересов плебса, готовый в любой момент устроить заварушку. Никаких серьезных планов преобра¬зований у этой парочки не было. Зато имелась цель — по¬лучить власть любой ценой Они объединились с Марием и предложили список популистских законов: 1) наделить солдат Мария землей — по 100 югеров каж¬дому; 2) снизить цены на хлеб для пролетариев в восемь раз; 3) заставить сенаторов поклясться, что они эту про¬грамму исполнят. А тех, кто откажется дать клятву, от¬править в изгнание. Законы Сатурнина после побоища на форуме были приняты, сенаторы дали клятву, один Метелл отказался и гордо удалился в изгнание. Марий вновь стал консулом в 100 г. до н. э. Победа! Но что делать дальше? Марий не знал. Его союзники-демагоги тоже. В принципе они уже добились всего, чего хотели — получили власть. Правда, не все. Сатурнин вновь был избран народным трибуном. А вот Главция, замахнувшийся на должность консула, не рассчитал своих сил и проиграл. Тогда он просто-напро¬сто убил своего удачливого соперника. Сенат возмутился, ввел чрезвычайное положение, то есть была произнесена зловещая формула: «Пусть консулы следят, чтобы респу¬блика ни в чем не понесла ущерба», и консул Марий вы-нужден был выступить против своих прежних союзников Сатурнина и Главции. Он арестовал их обоих, и они тут же были убиты во время уличных беспорядков. Опять на¬родного трибуна убили безнаказанно. Очередной подъем Мария обернулся крахом: Марий покинул Рим и уехал в частную поездку на Восток. На следующий год в Го¬род возвратился Метелл, но он не успел ничего предпри¬нять — его вскоре отравили. Все чаще случаются полити¬ческие убийства, драки на форуме, беспорядки. Куда же подевалось хваленое римское умение управлять? Рим катился к анархии. Сенат как будто взял реванш, — во всяком случае так казалось нобилям. Законы Сатурнина были отменены. В 97 г. до н. э. Марий вновь объявился в Риме. Но его все
забыли, никто не обращал на него внимания: как полко¬водец он был слишком стар, как политик — «прославил¬ся» тем, что предал своих сторонников. Но в 91 г. до н. э. началась Союзническая война. Ита¬лики требовали равных прав с римскими гражданами — ведь они сражались в войсках наряду с римлянами. Гроз¬ная увертюра перед грядущими гражданскими войнами. Союзническая война велась не за право выйти из состава государства, а за право в него войти. В этой войне отличился Корнелий Сулла, а старик Ма¬рий не блистал. Тем временем Город накрыл новый вал беспорядков. Народный трибун 88 г. до н. э. Сульпиций, окружив себя головорезами, решил отстаивать в народном собрании права италиков, которые успели сделаться римскими гражданами. Консулы Квинт Помпей Руф и Корнелий Сулла пытались противодействовать, но безрезультатно. Квинт Помпей бежал, его сын (зять Суллы) пытался дать отпор головорезам Сульпиция, но был убит. А самому Сул- ле приставили нож к горлу (в прямом смысле) и застави¬ли отменить прежние свои распоряжения, блокирующие деятельность Сульпиция. После этого законы народного трибуна были приняты. Потерпев столь ощутимое поражение на гражданском поприще, Сулла отбыл к своим войскам, которые жда¬ли его в Кампании, чтобы отправиться на войну с царем Понта Митридатом VI Евпатором. По дороге в Кампанию Сулла узнал, что Сульпиций провел закон об отставке Квинта Помпея Руфа — коллеги Суллы по консулату. Действия народного трибуна были абсолютно незакон¬ными: он не имел такого права. Самого Суллу отстра¬нили от командования восточной армией и назначили на его место Мария. К войскам, которые должны были отправиться на Восток, Марий послал двух новых пол¬ководцев, сторонников Мария, чтобы принять командо¬вание. Но Сулла не собирался уступать власть старику. Он сумел убедить солдат сохранить ему верность, и двух новоявленных командиров воины закидали камнями.
Отныне все политические дела в Риме решала армия. Пока сохранялась воинская повинность, граждане, го¬лосующие в комициях, одновременно являлись воина¬ми. Армия не противостояла гражданскому обществу. Но теперь профессиональные солдаты не отпрашивались из армии в Город голосовать. А те, кто голосовал на фо¬руме, в большинстве своем не служили в армии. Обычно эти были пролетарии, к тому же нигде и не работали, и продавали свои голоса тем, кто больше заплатит. Былое равновесие было нарушено, легионы превратились в от¬дельную политическую силу, котор
