ГЛАВА 1. Лвтст. Сотворение КЕНТАВРА. ММП€РАЮР ЦЕЗАРЬ 4ВГЧСТ (63 г. по н. э. - 14 г. н. э.; Гопы ПРАВЛЕНИЯ 0.7 г. по н. э. - 14 г. н. э.) Он оставил после себя гибридное правитель¬ство, дать определение которому было бы трудно самому тонкому политику: это была испорченная республика, недоношенная монархия, выродив¬шаяся аристократия, бессильная демократия. Г. Ферреро Юноша отнюдь не знатного происхождения из семьи всадников из города Велитры сделал головокружитель-ную карьеру. Его мать Атия была племянницей Юлия Це¬заря, и это родство сыграло решающую роль в карьере Гая Октавия. Когда Юлий Цезарь был убит, Октавий узнал, что Цезарь сделал его своим наследником и посмертно усыновил. Наследника никто не принимал всерьез — бол¬
тается тут какой-то мальчишка под ногами. Марк Анто¬ний, бывший в тот момент консулом, не пожелал отдать наследнику деньги и бумаги Цезаря. Однако Октавий су¬мел отыскать средства, чтобы раздать народу суммы, заве¬щанные Цезарем. А затем он добился места в сенате (хотя юноше не было еще и двадцати) и звания пропретора. Тут как нельзя кстати Марк Антоний потерпел поражение в битве при Мутине, оба консула погибли (возможно не без помощи Октавия, как сообщают древние авторы), и юный Гай Октавий (или отныне новый Гай Юлий Цезарь) вскоре сделался консулом. Его родовое имя Октавий после усы¬новления изменилось и стало звучать как Октавиан. При жизни его никто так не именовал. Все называли его Гай Юлий Цезарь, но, чтобы не путать его с тем, подлинным Гаем Юлием, мы будем называть его Октавианом. Далее следовал триумвират, борьба с Брутом и Кассием, а также с Секстом Помпеем, на сестре которого — Скрибо- нии — Октавиан был женат, но развелся, как только из¬менилась политическая обстановка. Октавиан женился на Ливии, причем Ливия развелась со своим мужем-ре- спубликанцем, от которого была в ту пору беременна. Разделавшись с врагами, Октавиан занялся бывшими союзниками. Лепид отправился в изгнание, ну а о судьбе Марка Антония рассказано в предыдущей главе. Чтобы никто не мог покуситься на его единоличную власть, он приказал убить сына Цезаря и Клеопатры Цезариона, а также старшего сына Марка Антония от Фульвии. Расправился он и с бывшими воинами Секста Помпея. Среди них было много беглых рабов. Сначала их разме¬стили в различных областях. Затем по приказу, который военачальники вскрыли в один и тот же день, все беглые рабы были отправлены в Италию и Рим, и там возвраще¬ны хозяевам. 6000 рабов, хозяев которых не смогли оты¬скать, убили. В 33 г. до н. э. Агриппа занял должность эдила. От Октавиана за преданную службу он получил огромные по¬местья в Сицилии. Теперь настал черед на мирном попри¬ще услужить своему благодетелю: доходы от дарованных
поместий Агриппа истратил на общественные здания, ремонт улиц, очистку клоак и устройство игр, выстроил общественные бани. Бесплатно раздавали соль и масло, в театрах разбрасывали тессеры (жетоны) — на них можно было получить продукты и одежду. Скорее, граждане, забудьте ужасы Гражданской вой¬ны, теперь вы будете счастливы как никогда! И хотя впе¬реди была еще война с Марком Антонием, но все уже жили ожиданием мира. Вслед за кровавыми гражданскими войнами наступил период продолжительного спокойствия. Август установил авторитарную власть под вывеской республики. В Риме по-прежнему существовал сенат, для вида поддерживая республиканские традиции. На самом деле сенат мало что решал, а народное собрание вообще превратилось в фик¬цию. Пробыв с 31 по 23 гг. до н. э. консулом, Октавиан оста¬вил эту магистратуру, сохранив должность народного трибуна, который получил в 36 г. до н. э., а также приба¬вил к трибунской проконсульскую власть. В 29-28 гг. до н. э. он составил новый список сенаторов, и в этом списке его имя стояло первым. Отсюда и титул Октавиана и всех последующих правителей Рима: принцепс — первый в сенате. Всего лишь — первый. Остальные — никакие. Но неважно, какие титулы носил Октавиан: отныне он стал единоличным правителем Рима. Соперничать с ним уже никто не мог. Юридически огромную власть принцепсу давала скромная должность народного трибуна. Овтави- ану принадлежит честь создания политического кентав¬ра. От республики остались одни копыта. Что еще нужно? Все видят знакомые следы в формулировках и титулатуре и кричат: «Республика жива!» Да и крикунов заметно поубавилось. «Наиболее непримиримые пали в сражениях и от про-скрипций», — пишет Тацит. Зато мгновенно расплодились подхалимы. 16 января 27 г. до н. э. Октавиан принял имя Августа. Теперь он именуется император Цезарь Август. Титул
«император» (командующий) становится личным именем правителя. Прозвище рода Юлиев «Цезарь» превратилось в родовое имя. А прозвище «Август» означало «податель всеобщего благополучия». Когда-то плебеи дрались за свои права с патрициями. Теперь народу стало все равно, кто решает их судьбу. Главное, что бесплатно раздают масло и соль. Что все республиканские институты отныне всего лишь декорация — доказывает история, приключившая¬ся в 19 г. до н. э. Когда на вакантную должность консула стали претендовать два кандидата, борьба развернулась нешуточная, дошло, как в недавние времена, до уличных стычек. Августа в то время не было в Риме. Он вернул¬ся, въехал в Город ночью, угодного кандидата утвердил в должности, а неугодного — заключил в тюрьму, где тот и умер. Так очень просто и «красиво» навел он порядок. Отныне на должности могли претендовать лишь угодные Августу люди. В своих «Деяниях», которые были вырезаны на мед¬ных досках, установленных на форуме, престарелый Ав¬густ сообщал, что его внуков Гая и Луция «сенат и рим¬ский народ по достижении ими пятнадцати лет объявил в мою честь консулами, чтобы они вступили в эту долж¬ность через пять лет». Вот так теперь получают высшую магистратуру в но¬вой «республике». С 13 г. до н. э. решения Августа, принятые совместно его пасынком Тиберием или с кем-нибудь другим, при¬равнивались к постановлению сената. В 12 г. до н. э. после смерти Лепида Август сделался великим понтификом. В 5 и 2 гг. до н. э. он снова был консулом. Всего он занимал эту должность 13 раз. Отныне народ мог выражать свое мнение только в театре, когда при появлении принцепса люди начинали свистеть, если цены на хлеб были слиш¬ком высоки. Вообще в театрах римляне всегда выражали свое мнение открыто, и буйство нередко заканчивалось драками, как на наших стадионах дерутся болельщики. Если учесть, что римские театры размерами были похожи
на наши стадионы, то такое сравнение покажется еще бо¬лее закономерным. Мир Августа — благостный, тихий. Закрылись нако¬нец ворота храма Двуликого Януса. И можно славить пра¬вителя и благодарить за то, что он живет так долго. Ибо неизвестно, что станется после его смерти. Август провел реформы армии, службы безопасности и финансовой системы. Он поделил провинции: часть провинций стали императорскими (обычно в них стояли войска) часть — сенаторскими. Сенат по-прежнему мог назначать туда наместников (проконсулов или пропрето¬ров). Императорскими провинциями управляли намест¬ники-легаты в ранге пропреторов, Август сам их назна¬чал, и подчинялись они только ему. Громадные доходы от этих провинций поступали в личную казну императора. К тому же в его непосредственном управлении находил¬ся Египет. Так что деньги были у Августа, хлеб — тоже у него, армия подчинялась только ему. Кое-что осталось се¬нату — эта сильно опустевшая кормушка заставит многих почти искренне утверждать, что Цезарь Август восстано¬вил республику, как будто республика — всего лишь воз¬можность получить свою долю пирога. А может быть, мы чего-то не понимаем? Может, так оно и есть? Появилась еще одна «цацка» для любителей вывесок. Город отныне был разделен на районы и кварталы, и квар¬талами ведали выборные от населения каждого квартала. Так что поклонники демократии могли немножко по¬играть в свои любимые игры на уровне местного самоу¬правления. Для водворения порядка в Городе тоже было сделано немало: появилась ночная стража — так называемые ви- гилы (неспящие), в их функции входит охрана Города по ночам и борьба с пожарами. За порядком в Риме следили три городских когорты — аналог современной полиции. Август сформировал девять преторианских когорт. Три когорты, которые являлись императорской гвардией, по¬стоянно пребывали в Риме. Так что с анархией в Городе теперь было кому бороться.
Появились новые должности: префект аноны (снабже¬ния), префект Египта и т. д. Постепенно должностей бу¬дет все больше и больше. Бюрократическая система, ко¬торая практически отсутствовала во времена республики, теперь будет потихоньку расти. Август создал совет, в состав которого вошли консулы, по одному представителю от других магистратов и 15 се¬наторов, сменявших друг друга. Фактически этот совет и решал все дела. Пока все части нового механизма функционировали как будто неплохо. Век Августа — время расцвета литера¬туры и искусства. В годы его правления творили Гораций, Вергилий и Овидий. Тит Ливий написал свою знаменитую «Историю Рима». Но первые тревожные звоночки уже звенят: удаляет¬ся от дел Азиний Поллион, справивший триумф в 39 г. до н. э. Отныне он хочет заниматься лишь литературой и историей. Политическая карьера его не интересует. Рим¬ский всадник отрубает пальцы сыновьям, чтобы тех не забрали в армию... Вергилий хочет перед смертью сжечь свою «Энеиду». Да и Тит Ливий написал не совсем то, что хотел Август: принцепс называет историка помпеянцем. Пройдут годы, и всеобщая апатия охватит Рим. А пока многим кажется, что взошло яркое солнце. Рим в восхи¬щении. В одном из своих эдиктов Август заявлял: «Итак, да будет мне дано установить государство на его основе целым и незыблемым, дабы я, пожиная желанные плоды этого свершения, почитался творцом лучшего го¬сударственного устройства и при кончине унес бы с собой надежду, что заложенные мною основания останутся не- поколебленными» (Светоний). Лучшим устройством принципат не стал. Сама его двойственность несла в себе зерна будущего раздора. Се¬нат, даже в таком уродливом виде, казался императорам опасным конкурентом, вызывая у принцепсов постоян¬ный страх, а власть новых правителей не была строго определена и регламентирована. На каком основании Ав¬
густ правит Римом? Якобы он лучший. Его как бы выби¬рали и он как бы основал династию. Нет безопасной пере¬дачи власти от одного принцепса к другому. В законода¬тельстве по этому поводу ничего не сказано. Да и некому уже следить за соблюдением закона. «Законы пишутся для бодрствующих», то есть общество должно следить за их соблюдением, но в Риме теперь все или почти все креп¬ко уснули. Отныне в государстве только одна власть — ар¬мия. Армия же знает единственный закон — закон силы. Тот, кого поддерживают легионы, правит Римом. Опаса¬ясь заикнуться о тождественности власти принцепса цар¬ской власти, Август не мог точно оговорить, что власть будет передаваться по наследству. Хотя ясно было, что до¬ступ к высшему империю теперь получат те, кто находит¬ся ближе всего к правителю. Всем, кто заводит разговоры о замене выборной систе¬мы на назначенческую, предполагая, что высшая власть будет передаваться «как-то так», сама собой, по решению тех, кто находится наверху, стоит перечитать историю римских принцепсов, чье правление стало перманентной кровавой драмой, а их самих постоянный страх потерять власть превратил в настоящих чудовищ. Как политик и правитель — Август типичный прагма¬тик. Ради достижения власти он мог быть чудовищно же¬сток. Но это жестокость расчетливого бездушного дельца, а не садиста. Отпадет надобность в жестокости, и он будет всего лишь жестким; кому-то он покажется милостивым, даже справедливым и снисходительным. Но все равно он останется бездушным. Войска он держал в жесткой узде, не дрогнув, проводили децимацию. Он заботился о возрождении религии, об утверждении нравственности в семейной жизни, издал законы о прелю-бодеянии, всячески поощрял браки среди римских граж¬дан и рождение детей. Но трудно заботиться о нравственно¬сти человеку, который отнял у другого беременную жену. У Августа была только одна дочь Юлия (от Ливии он не имел детей и, возможно, она, имея собственные планы насчет своего любимого сына Тиберия, предприняла для
этого меры). Юлия была замужем за Марцеллом, а потом за Агриппой, талантливым флотоводцем Августа, кото¬рому принцепс во многом был обязан своими победами. От Агриппы у Юлии было пятеро детей — две дочери и три сына. После смерти Агриппы Август заставил сына Ливии Тиберия развестись с любимой женой Випсанией Агриппиной (дочерью Агриппы от брака с Помпонией) и жениться на Юлии. Випсанию Тиберий искренне любил и тосковал по ней после развода. Однако твердости сказать «нет» Августу и матери он не смог. «Один только раз слу¬чилось ему ее встретить, он проводил ее таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она больше никогда не попадалась ему на глаза», — пи¬шет Светоний. Тиберий новую жену вскоре возненавидел, особенно после того, как их маленький сын умер в мла¬денчестве. Она платила ему тем же. Все были к Тиберию несправедливы — его лишили любимой жены, Август приблизил к себе внуков, явно желая передать власть этим юношам. И Тиберий решил удалиться на остров Ро¬дос, несмотря на нежелание Августа его отпускать, предо¬ставив Юлии развлекаться в Риме, пока ее похождения не сделались достоянием гласности и отец не отправил ее в ссылку. В ссылке она провела 16 лет, в ссылке она и скон¬чалась в 14 г. Тиберий, видя, что после его добровольного изгнания никто не спешит его звать назад и восхищаться его заслугами, решил вернуться сам. Но ему было отказа¬но, и теперь он должен был оставаться на Родосе против воли. Ему пришлось вымаливать у Августа разрешение вернуться — еще одно унижение! Принцепс тем временем усыновил двух своих внуков, Гая и Луция, но Луций умер во 2 г. н. э, а Гай в 4-м от изнурительной раны, причем Тацит в обоих случаях явно намекает на мачеху Ливию. И уже открыто говорит, что именно по ее наущению был сослан на остров Планацию последний внук Августа Агриппа Постум, буйный и дерзкий юноша, не замечен¬ный, однако, в каких-либо преступлениях. Открывался путь к власти Тиберию, старшему сыну Ливии. «Изгнан¬ник» вернулся с Родоса, Август усыновил Тиберия и при¬
казал тому усыновить племян- ника Германика — сына Друза, рано скончавшегося другого сына Ливии. Вся семейная жизнь Августа насквозь пронизана фальшью. Он воспитывал дочь в строго- сти, заставлял прясть шерсть, но обращался с ней как с без- душной куклой, подкладывая ее в постель нужным людям, и добродетельная матрона пре- вратилась в беспутную стерву. Все близкие ему люди были глубоко несчастны: дочь, па- сынок, единственный остав- шийся в живых внук. Одна Ли- вия торжествовала, уже видя в мечтах своего любимца Тибе- рия принцепсом. Незадолго до смерти Август в сопровождении только Фабия Максима отплыл на Пла- нацию, чтобы повидаться с внуком Агриппой Постумом. Произошло примирение между стариком и юношей. Но Фабий Максим имел неосторожность разболтать эту тай- ну своей жене Марции, а та — ох уж эти женщины! — по- ведала обо всем Ливии. Тут же Фабий скончался, и смерть его была отнюдь не естественной, а вдова Марция рыдала на похоронах и кричала, что стала причиной мужниной смерти. Когда Август заболел, Ливия срочно вызвала Тиберия, который находился в Иллирии. Вокруг дома Августа (пре¬старелый правитель находился тогда в городе Ноле) Ливия приказала выставить караул и сообщить, что Август вот- вот поправится. Как только Тиберий прибыл, тут же объ¬явили, что Август скончался. Помогла ему Ливия отпра¬виться в царство Дита, или старик умер сам, а она лишь скрывала до прибытия Тиберия факт смерти супруга? Марк Антоний. С античного бюста. I в. до н. э.
Роберт Грейвз, изобразивший в своем романе «Я, Клав¬дий» Ливию монстром, рядом с которым леди Макбет — святая, уверенно утверждает: да. Но история не может дать однозначного ответа. Храм Юпитера Громовержца Небольшой мраморный храм Юпитера Громовержца был построен на Капитолии в 22 г. до н. э. Ночью в дороге молния ударила прямо перед носилками Августа и уби¬ла раба, освещавшего путь. Август дал обет построить храм за избавление от опасности. Глава 2. Тиберий. Страдания тирана Тиберий Цезарь Август (42г. до н. э. - 37 г. н. э;. гопы правления: 14-37 гг.) Недолговечны и несчастливы любимцы рим¬ского народа Корнелий Тацит После смерти Августа Тиберий автоматически унасле¬довал власть. Наконец-то после стольких лет ожидания сбылась мечта его матери Ливии. Первым делом Тиберия как правителя стало убийство Агриппы Постума. При этом Тиберий, которому никогда не хватало дерзости делать подлости открыто, попытался свалить это убийство на покойного Августа: мол, старик приказал прикончить родного внука после его смерти, чтобы не мешать дорогому пасынку. А когда центури¬он доложил, что все сделано согласно приказу и Постум мертв, Тиберий изобразил изумление: какой такой при¬каз, он ничего не приказывал.
«Если в самодержавном правлении убийство может быть извинено государственной необходимостью, — то Тиберий прав» (А. Пушкин). Вот так: теперь определяет все не правосудие, а госу-дарственная необходимость. Тиберий получил власть, но пока ее вроде как не при¬нял. Он уже отдавал приказания, но в то же время заяв¬лял, что не может взять всю полноту власти — это было под силу лишь Августу. Цель этого спектакля более чем ясна: сенат должен был уговорить Тиберия принять власть. Но¬вый властелин Рима вообще не умел выражаться ясно. Он всегда говорил одно, а подразумевал совершенно другое. При этом всех он подозревал в подлости и вероломстве. Он долго рассказывал сенату, как тяжела и непосильна единоличная власть и какая это огромная ответствен¬ность. Ему очень хотелось, чтобы сенаторы уговорили его занять место Августа. И сенаторы долго уговаривали. Но поскольку вся душа Тиберия была изъязвлена бесчислен¬ными болячками, то почти каждый из «уговорщиков», несмотря на желание подольститься к новому правителю, сумел наступить Тиберию на больную мозоль, за что впо¬следствии и поплатился. Однако дело Агриппы Постума не было улажено пол¬ностью. Уже в 16 г. явился самозванец — раб Постума Клемент, который выдавал себя за убитого внука Августа. Обманом самозванца удалось захватить. Его доставили во дворец и на вопрос, как он стал Агриппою, пленник от¬ветил: «Так же, как ты — Цезарем». Клемента казнили и тайно вынесли труп из дворца. Тем временем в Паннонии и в Германии взбунтовались легионы: солдаты требовали сокращения срока службы и улучшения выплаты пособий после выхода в отстав¬ку. Смена власти в Риме была удобным поводом, к тому же Тиберий, вступив в должность, не нашел нужным на¬градить армию. Усмирять легионы в Паннонии Тиберий послал своего сына Друза вместе с Элием Сеяном. В Гер¬мании справиться с бунтующими легионами пытался Гер- маник, стараясь использовать собственный авторитет, и
лишь в последний момент прибег к репрессивным мерам. Он пообещал легионерам выполнить часть их требований, в том числе сократить срок службы. Но Тиберий сослал¬ся на то, что в казне нет денег на улучшение положения солдат, итак в Риме собирают однопроцентный налог на военные расходы. Так что принцепс обещание Германика отменил — пусть остается все, как есть: и долгая служба, и прежнее жалованье легионерам. Личная жизнь Тиберия и его родственников, их посто¬янная борьба друг с другом, скрытая и явная ненависть, интриги, подлость, зависть составляют невыдуманный ро¬ман той эпохи. Что-то приукрасили еще античные авторы: нет сомнения, что Тацит старательно лепил положительно¬го героя из Германика, преувеличивая его заслуги и добро¬детели, и создал антигероя из второго принцепса, утрируя его людоедские наклонности. Но яркость каждой лично¬сти — участника происходившей трагедии — несомненна. Прежде всего — Тиберий. О нем Тацит говорит, что он не поощрял добродетель и ненавидел порочность. То есть во всем только «нет», кнут без пряника, отвращение к челове¬ку как к таковому, ибо во всех он видел только недостатки, на хорошее не обращая внимания, и только ждал, когда же человек совершит что-то неподобающее. И уж тогда вино¬вный за все заплатит, и прежние заслуги не в счет. Согласно теории Эриха Фромма Тиберий — классиче¬ский пример садо-мазохистской личности. Причина его жестокости в неуверенности и слабости. Если вспомнить его детство, властолюбие матери и положение «обиженно¬го» пасынка, то становится ясно, что постоянное давление изуродовало душу Тиберия. Желание преодолеть зависи¬мость и высвободить свое «я» из оков превратило Тиберия в садиста. «Нет большей власти над другим человеком, чем воз¬можность безнаказанно причинять ему боль и страдания и видеть при этом его незащищенность. В этом-то и лежит основная суть садизма — наслаждение своим полным господством и властью над другим человеком...» (Эрих Фромм).
«Что вам писать, почтеннейшие отцы сенаторы, или как писать, или о чем в настоящее время совсем не писать? Если я это знаю, пусть боги и богини нашлют на меня еще более тягостные страдания, нежели те, которые я всякий день ощущаю и которые влекут меня к гибели», — пишет Тиберий сенату с острова Капри (Тацит). Возможно, у читателей может возникнуть впечатле¬ние, что Тиберия одолели муки совести. Но нет. Причина его страдания — невыносимое чувство одиночества. Когда он был моложе, доводы разума притупляли его ненависть и презрение к людям. Разум подсказывал, что нельзя давать волю злобе. Он старался быть мудрым и справедливым правителем, даже если душа требовала чьей-то крови. Он одергивал льстецов — да он и не любил лесть — и делал вид, что его не задевают насмешливые стишки. Сам он был почтителен и с сенаторами, и с кон¬сулами. Но с каждым годом обиды накапливались, нена¬висть росла и сдерживать себя становилось все труднее. Все чаще страх потерять свою власть заставлял его уби¬вать. Но смерти этих несчастных не приносили ему радо¬сти. Напротив — каждая смерть вызывала невыносимую боль: ведь он стремился безгранично властвовать над чу¬жой жизнью и, убивая, терял эту власть. Любимец народа Германик, —.этакий идеальный герой, чьи заслуги явно преувеличены, чей образ похож на леген¬ду. Он старается честно исполнить свой долг, человек ско¬рее прошлого, чем будущего, прекрасный семьянин, пре¬данный полководец принцепса, поэт. Молва приписывает ему республиканские убеждения. Но вряд ли этот человек способен изменить судьбу народа. Странные мечты о респу¬блике, как фантомы, еще долго будут бродить по Риму, ста¬новясь все более несбыточными. Германика нельзя заподо¬зрить в попытке захватить власть: никогда он не пытался любовь легионов повернуть против Тиберия. Да дядя-прин- цепс Тиберий вряд ли его всерьез подозревал. Властелин Рима примитивно завидовал Германику. Не военной славе Германика — Тиберий и сам во времена Августа одержал немало побед, — а обаянию молодого полководца, его уме¬
нию держаться, и главное, той любви, которую народ питал к Германику — наверняка (считал Тиберий) незаслужен¬ной. Ведь он, Тиберий, куда умнее, и как полководец — та¬лантливее, и как политик — прозорливее. Но почему-то не любим. Хоть умри, не любим, и всё. Мать Тиберия и вдова Августа Ливия. В молодости — женщина божественной красоты и до самой смерти — не-обыкновенного ума; интриганка, способная на любые по¬ступки, чье властолюбие не сможет насытиться никогда. Она была «хорошей помощницей в хитроумных замыслах мужа» (Тацит), однако сам Август опасался Ливии и за¬ранее составлял планы бесед с женой, дабы не сказать что- нибудь лишнее. Супруга Германика Агриппина. Она тоже честолюби¬ва, дерзка, надменна, но вряд ли достаточно умна, и уж никак не хитра, и не способна плести интригу, скрывать свои чувства и льстить. Все, что она может — это устро¬ить скандал, вызвать раздражение и ничего не добить¬ся. Вот она приходит к Тиберию просить за подругу, но просит дерзко, неумело, не желая унижаться: она требу¬ет — не просит. А Тиберий в ответ ехидно цитирует гре¬ческий стих: «Ты, дочка, считаешь оскорблением, что не царствуешь». Женщину с характером Агриппины такие обвинения должны привести в бешенство, вызвать поток гневных воплей, которые легко квалифицировать как из¬мену и заговор. Сеян — префект претория. Человек более чем скромно¬го положения, задумавший если не стать принцепсом, то хотя бы быть вторым человеком в государстве. Дамский угодник и человек без стыда и совести, сумевший протоп¬тать дорожку к сердцу Тиберия. После того, как Сеян сво¬им телом заслонил принцепса от падающих камней — во время обеда в гроте случился обвал, — доверие к нему Ти¬берия стало практически безграничным. Германик и Сеян — как два гения Тиберия, один до¬брый, другой злой. Вот действующие лица разыгранной во времена Тибе¬рия драмы. Все герои так и просятся на страницы гран¬
диозного романа. Но Тацит писал все же историю, а не литературное произведение. Грейвз влил в страницы «Ан¬налов» Тацита потоки черной краски, и вообразил, что до¬бавил занимательности своему роману «Я, Клавдий». После подавления бунта в легионах Германик вел в Гер¬мании войну, его действия были успешны, но не так уж блестящи для полководца, которого сравнивали с Алек¬сандром Македонским. И, главное, война эта была беспер¬спективна: слишком много усилий и человеческих жертв требовалось для покорения германских племен. Однако одну важную миссию Германик исполнил: восстановил престиж римской армии после уничтожения трех леги¬онов Квинтилия Вара в Тевтобургском лесу. После этого Тиберий — достаточно умный и опытный политик, — ото¬звал Германика, а на его место поставил Друза. Отныне по¬литика Рима на северо-восточных рубежах — не прямые военные действия, а интриги, направленные на то, чтобы поссорить германские племена друг с другом, а римляне должны умело пользоваться плодами этих распрей. Чтобы отстранение от командования молодого полко¬водца было не столь горьким, Тиберий устраивает для Гер¬маника триумф 26 мая 17 г. На колеснице вместе с триум¬фатором ехали пятеро его детей. Как он прекрасен! Толпа приветствовала своего кумира. Еще одна капля яда пада¬ет на и без того отравленную завистью душу Тиберия. Принцепс отправил Германика на Восток — улаживать многочисленные проблемы Рима в этом регионе. А чтобы жизнь на Востоке не казалась любимцу народа слишком сладкой, Тиберий заменил наместника Сирии, человека, преданного Германику, на явного врага Пизона. Пизон по¬нял свою миссию вполне определенно: его задача — устра¬нить Германика, который явно мешал принцепсу. Первым делом Германик совершил путешествие по Востоку, посетив самые достопамятные места, в том чис¬ле — Илион (Трою) и Афины. В Афины из уважения к это¬му городу Германик вошел лишь в сопровождении одного ликтора, в греческой одежде, и был встречен восторжен¬но. Но едва Германик уехал, как тут же явился Пизон,
объявил жителей древнего города выродками, в речах поносил и Германика, и афинян. Этот простой человек говорил, что думал, а делал то, что хотел он сам или его патрон. Спорные дела в Армении, Каппадокии и Коммагене Германик уладил со славой для Рима, но свара с Пизоном не утихала. Пизон с капризностью климактеричной жен¬щины устраивал скандалы, отменял решения Германика. Наместник был уверен в своей безнаказанности и под¬держке в Риме. Наконец вражда достигла кульминации, Пизон уехал из Сирии, но его отъезд совпал с болезнью Германика. Пизон остановился в Селевкии и стал ждать известий из Антиохии, где Германик боролся с неведомой болезнью. Почему-то Пизон ожидал, что молодой, полный сил мужчина (Германику исполнилось 33 года) непремен¬но должен умереть. Сам умирающий тоже уверен — ив своей близкой смерти, и в том, что его отравил Пизон. Подозрения лишь усиливало поведение жены Пизона Планцины. Планцина ненавидела Агриппину, всячески старалась поставить себя выше жены Германика. Дружба Планцины с некоей Мартиной, о которой ходили слухи, что эта женщина знает толк в ядах, выглядела более чем подозрительной. Предполагаемая благодарность прин¬цепса казалась Пизону и Планцине столь очевидной, что они прибегли в борьбе с Германиком даже к колдовству, ход чрезвычайно опасный, если учесть, что за подобные выходки можно было поплатиться жизнью. В доме Гер-маника находили свинцовые таблички с заговорами (вера в силу таких заговоров была очень сильна), куски полуоб- горелых трупов. Едва Германик умер, как Пизон тут же вернулся в Си¬рию и заявил, что отныне он вновь полновластный прави¬тель. Дело дошло до прямого бунта с применением военной силы, Пизон проиграл и вынужден был вернуться в Рим. Смерть Германика погрузила Рим в траур, люди в отча¬янии осыпали храмы камнями за то, что боги позволили Германику умереть. Шествие Агриппины из Брундизия в Рим превратилось в настоящую демонстрацию. Две пре-
Октавиан Август. С античного Ливия. С античного портрета, портрета. I в. до н. э. I в. до н.э. торианские когорты, присланные Тиберием, сопровожда¬ли процессию. Урну с прахом Германика несли трибуны и центурионы, впереди — опущенные вниз фасции, не чищенные, лишенные украшений сигнумы. Чем ближе к Риму, тем больше народу, уже и консулы, и сенаторы вышли встречать погребальную процессию. Лишь Тиберий с Ливией не появились. Не было поче- му-то на похоронах Антонии, матери Германика. То ли она заболела с горя, то ли Тиберий с Ливией воспрепят¬ствовали ее появлению. Останки Германика поместили в мавзолей Августа. Теперь, несомненно, главным наследником Тиберия стал Друз. Но сын Тиберия неосторожно поссорился с Сея¬ном, справедливо считая, что отец зря возвеличивает это¬го подлого человека. Префект претория Элий Сеян в самом деле набирал власть — он свел преторианские когорты в один, специально выстроенный лагерь. Девять когорт от¬борной гвардии в Риме под его командованием — это кое-
что значит. Друз, открыто выказывая к этому человеку неприязнь, считал себя защищенным. Префект претория не посмеет тронуть сына принцепса. Не посмеет? Почему же нет? Сеян, слывший обольстителем женских сердец, без труда обольстил жену Друза Ливиллу и с ее помощью отравил Друза в сентябре 23 г. Уже в 25 г. Сеян просил руки Ливиллы, заявив, что хочет защитить детей Дру¬за от враждебных действий Агриппины (!). Тиберий не согласился на этот брак, считая происхождение Сеяна слишком низким. После смерти сына Тиберий заявил, что сыновья Гер¬маника Нерон и Друз (не путать с императором Нероном и Друза с Друзом — сыном самого Тиберия) — «утешение его старости». Читая эти строки, хорошо держать в уме, что Друза вскоре уморят голодом в подвалах Палатина, а Нерона сослали на остров Понтия, где потом и убьют. Придя к власти, Тиберий почти сразу же восстановил закон об оскорблении величия. Принцепс вел себя как че¬ловек, который клянется, что убивать не обирается, но на всякий случай покупает ружье. Но ружье рано или позд¬но выстрелит. Первым двум обвиняемым удалось оправ¬даться (Тиберий как бы вспомнил, что убивать за слова и мысли нехорошо), но следующее дело Либона Друза из рода Скрибониев закончилось самоубийством обвиняемо¬го, его имущество было конфисковано и поделено между обвинителями (16 г.). А день его смерти стал считаться праздничным. И это только начало... «От недостойных слов понемногу перешли к гнусным делам» (Тацит). Количество дел по делу об оскорбления величия все росло. Не знавшие ни стыда, ни совести обвинители ста¬новились неприкосновенными личностями, а доля до¬носчика в наследстве осужденного заставляла эту породу плодиться быстрее кроликов. Не разрешив Сеяну брак со своей невесткой, Тиберий тем не менее доверил префекту претория расправу над Агриппиной и ее сыновьями. Сам же он от непосредствен¬
ного участия в этом действе устранился: в 26 г. он покинул Рим и больше не возвращался в столицу, а с 27 г. большую часть времени принцепс проводил на Капреи (Капри) как бы в добровольном изгнании (вспомним, что он уже од¬нажды удалялся на Родос, и тоже вроде как добровольно). Больше в Рим он не вернется. Ему нравилось играть роль изгнанника, несправедливо обиженного, лелеять в душе обиды. Гонители его — все и никто. Прежде в изгнание его отправило распутство супруги, теперь — неисправи¬мая порочность всего рода людского. А тем временем по Риму ползли слухи о том, что на острове вдали от людских глаз Тиберий предается любострастию. Будто его рабы за деньги или угрозами заставляли юношей отправляться на остров, чтобы служить забавой старику. Или вовсе похи¬щали мальчиков из добропорядочных семей. С отъездом Тиберия роль Сеяна возросла. Сеян прежде всего нападал на друзей Агриппины. Первый удар он на¬нес по ее друзьям — Гаю Силию и Титию Сабину. Суд над Силием напоминал фарс, все делали вид, по словам Тацита, что судят согласно законам, что консул — настоящий, а республика — подлинная. Подсудимому не давали говорить. Не сомневаясь, чем все кончится, Гай Силий наложил на себя руки. Титий Сабин, клиент Германика, не боялся поддержи¬вать вдову своего патрона. Провокатор Луканий Лациар заманил Сабина к себе в дом и вызвал на откровенный раз¬говор. Сабин считал, что в доме никого нет. А тем време¬нем на чердаке, где были разобраны перекрытия, чтобы снизу долетало каждое слово, прятались три сенатора и записывали весь разговор. Весь разговор с Сабином вме¬сте с подробностями своего «подвига» эти «достойные» люди тут же описали в письме и отослали его Тиберию. Принцепс ответил посланием, в котором обвинял Сабина в покушении на него, Тиберия. Итогом развития эписто-лярного жанра стала немедленная казнь обвиняемого. Его прикончили в календы (1 января 28 г.). В этот празд¬ничный день нового года принято было дарить друг дру¬гу сладости и деньги и стараться избегать резких слов.
Считалось, как этот день проведешь — так будешь жить весь год. Но принцепс Тиберий любил другие подарки. Он поблагодарил сенат за нужный приговор и пожаловался отцам-сенаторам на постоянную угрозу враждебных заго¬воров. Агриппина и Нерон оказались под домашним арестом. Тиберий слал письма сенату, в своих посланиях не давая четких указаний на осуждение Нерона и Агриппины, но обвиняя их в какой-то ерунде (Агриппину — в гордости, как будто за это можно судить, Нерона — в половых из¬вращениях. И это Тиберий, чья репутация, скажем так, была не безупречна). Сенаторов же принцепс упрекал в пассивности. Ибо сенат медлил, даже трусоватые про¬явили неожиданную твердость. Народ сбежался к курии с портретами Агриппины и Нерона. Тиберий в особом ука¬зе выразил порицание простому народу, повторил упреки в адрес Агриппины и Нерона и пожаловался сенату, что императорское величие подверглось публичному оскор¬блению. Только республика готова принять формулу, что прав¬да за обеими соперничающими сторонами. Республике необходима оппозиция, это один из элементов ее меха¬низма, без которого система не может работать. При мо¬нархии, пусть она стыдливо и называется принципатом, правитель всегда прав, а любое воззвание к справедливо¬сти — мятеж. Оппозицию тирания ненавидит. В конце концов Тиберий добился своего: и Нерон, и вдова Германика были сосланы на острова и содержались там под стражей. Затем пал Друз: он был заточен в подва¬лах Палатинского дворца. Причем перед этим Друз, наде¬ясь заслужить милость Тиберия, выступил против брата Нерона. Вот так «утешался в горе» Тиберий. А Сеян тем временем забирался все выше и выше. На¬конец состоялась его помолвка с Ливиллой. В 31 г. он стал консулом вместе с Тиберием, затем — проконсулом. Между делом Сеян прикончил Нерона. Но выскочка взле¬тел слишком высоко. Уже день рождения Сеяна празд¬новался всенародно и золотые изображения почитались
повсюду. Он явно позволял себе больше, чем может по¬зволить преданный служака. Хотя бы только поэтому он стал очень опасен. Сам по себе его подъем к вершинам власти — уже заговор. Таков
