Гл/iB/i 10. Силе один «претендшт НА цирскую вллсть» 385-384 ГГ. ДО Н. э. В равной мере выделялся он внешностью, де-лами, красноречием, достоинством, строгостью и доверием к людям,... а происхождением... и му-жеством не уступал никому. Авл Геллий Легендарный защитник Капитолия Марк Манлий, увидев, как кредитор ведет в рабство центуриона, участ¬ника многих походов, возмутился и выкупил старика. Центурион был вне себя от счастья. Обступившей его толпе он рассказал о внезапном своем счастье и клялся, что за Марка Манлия он теперь готов умереть. У Манлия была душа героя. А душам героев открыт путь в гении, а наиболее чистые становятся богами — так считали древ¬ние. В ту минуту, услышав радостные вопли старика, ко¬торому он дал новую жизнь, Марк выбрал для себя новое
поле сражения, куда опаснее всех прежних. Первым де¬лом он всем своим должникам простил их долги. Слава его мгновенно разнеслась по Риму. А он уже не мог оста¬новиться и стал платить и за других. Манлий — удиви¬тельный человек. Герой — за 17 лет 23 раза был ранен, получил 6 гражданских венков, то есть шесть раз спасал в бою римских граждан, один стенной, то есть первым взобрался на стену. К тому же немало было у него доспе¬хов, снятых с убитых врагов, и даров от полководцев за храбрость. Не мальчик — ему уже было около 35 — но юношескую дерзость он в душе сохранил. Манлия упре¬кали в том, что он завидовал славе Камилла. Завидовал? Чему? Он — герой, сумевший в одиночку отстоять Ка¬питолий, имевший столько наград! А в те времена, если кого-то награждали, то весь Город знал, и восхищался, и уважение сограждан было искренним. Или, быть может, Марк Манлий ощущал несправедливость славы Камил¬ла, хорошего воина, но сурового человека? Камилл мог пренебречь нуждами народа, но никогда — обетом, дан¬ным богам; мог казнить всех бежавших с поля боя и обло¬жить налогом сирот. Манлий пошел по иному пути и уже не мог остановиться. Деньги у него кончились, и тогда он продал часть своего наследственного имущества — по¬местье под Вейями — чтобы спасать от кредиторов пле¬беев: многие из них, возводя заново жилища, оказались в кабале. Но состояние его было не так уж велико. Тогда Манлий заговорил о так называемом галльском золоте. У него были сильные подозрения, что часть золота сена¬торы не посвятили Юпитеру, а поделили меж собой. Марк Манлий знал, о чем говорил, ибо среди знати был чело¬веком не посторонним. Да и 1000 фунтов золота можно было употребить на погашение долгов, а не прятать его в храме. Роковая ошибка. Как только Манлий заговорил о зо¬лоте, он подписал себе смертный приговор. У власти в тот момент очередной раз был диктатор. Поскольку ни¬кто из сенаторов не пожелал сознаться, что присвоил часть галльского золота, то Манлия заковали и посадили
в тюрьму. Но вскоре его освободили: никаких оснований осудить этого человека не было. Манлий вышел на свободу еще до выборов трибунов с консульской властью, но среди избранных трибунов его имени не было, зато было имя Марка Фурия Камилла, лю¬бителя посвящать богам золото — то Аполлону десятую часть, то все золото галлов — Юпитеру. А Манлия уже называли патроном римского народа. Стерпеть такое сенаторы не могли. Манлий предлагал либо простить всех должников, либо, если это невозмож¬но, продать общественную землю и заплатить кредито¬рам долги. Но общественное поле давным-давно заняла знать, и как только разговор заходил об этой общей, а на самом деле давно поделенной земле, патриции приходили в ярость4. Сенаторы и народные трибуны объединились и вместе стали разрабатывать план, как избавиться от не¬удобного героя. Сенаторы предлагали подослать к нему убийцу, хотя это решение и было чревато последствиями, но отцы-сенаторы готовы были на все. И тогда народные трибуны — ведь патриций Манлий отнимал у этих защит¬ников народа их хлеб — предложили очень ловкий ход: обвинить Марка Манлия в посягательстве на царскую власть и приговорить к смерти. Заставить народ осудить своего защитника, — такое мог придумать только на¬родный трибун. Марка Манлия вызвали в суд. Никто из патрицианской родни не явился его поддержать. Обви¬няемый, как и полагалось, надел траурную одежду — но рядом с Марком народ не увидел его братьев. Все смутно догадывались, что задумана расправа, а не суд. Впрочем, нельзя не заметить, что у римских сенаторов было тонкое политическое чутье. Аристократ во главе плебса — самый опасный предводитель. Впрочем, расправа над капитолийским героем оказа¬лось не сложной. Собственником общинной земли считался римский народ, отдель¬ные патрицианские семьи были лишь временными владельцами участ¬ков на этой земле.
ж РеспУЕЛмм 83 Капитолий. Храм и крепость. Реконструкция «Что же, когда наступил день суда, было поставлено в вину подсудимому (кроме многолюдных сходок, мятеж¬ных речей, щедрот и ложного обличения), что относилось бы собственно к делу о стремлении к царской власти? Это¬го я не нахожу ни у одного писателя», — пишет Тит Ли¬вий. Народ собрался на Марсовом поле, но стоило Марку Манлию поднять руку, указывая на Капитолий, как ор¬ганизаторам расправы стало ясно, что их затея вот-вот с треском провалится. И тогда Марк Фурий Камилл перенес день суда и на-значил новое заседание в новом месте за Флументански- ми воротами, оттуда не был виден Капитолий. И народ осудил своего защитника на смерть. Не так трудно убе¬дить людей, что никто не может быть бескорыстным. Обвинителям ничего не стоило доказать, что Манлий прежде всего имел в виду лишь собственные интересы. Капитолийского героя засекли до смерти, а потом отру¬били голову. Потом сложилась легенда, что его сбросили с Тарпей- ской скалы, то есть место его величайший славы стало и местом его позора. Но если устроители расправы боялись судить Марка подле Капитолия, то как они осмелились бы повести его туда на казнь?
Роду Манлиев запрещено было называть своих сыно¬вей именем Марк, а также, поскольку дом Марка Манлия был на Капитолии, запретили отныне кому бы то ни было селиться на Капитолии. Так народ отблагодарил своего защитника. На месте разрушенного дома Марка Манлия возвели храм Юноны Монеты". Плебеи. Путь к власти 366 г. до н. э. — первый консул из плебеев Луций Сек- стий. В 362 г. до н. э. впервые выпало вести войска Луцию Генуцию, плебею. Генуций попал в засаду, легионы его бе-жали, а сам он погиб. Смерть эта вызвала у патрициев злорадство. Гибель войска и вождя дала плебеям урок! Впрочем, злорадствовали недолго — и среди плебеев нашлись небесталанные полководцы. Г ай Марций Руту л не только стал диктатором и одержал победу, но и спра-вил триумф. Однако плебеи устали от предвыборной борьбы, решив, не все ли равно, кто у власти, — жизнь простого народа лучше не становится. Этой «усталостью» тут же вос-пользовались патриции. Как только власть имущие по-чувствовали слабину, то постарались одержать реванш. Три года подряд оба консула выбирались из патрициев. По-том вновь появился плебей — упомянутый выше Рутул. В 356 г. до н. э. Гай Марций Рутул стал диктатором. В 351 г. до н. э. Гай Марций Рутул стал цензором. В 350 г. до н. э. опять отличился консул-плебей Марк Попилий Ленат. Консул из плебеев разгромил превос-ходящие силы галлов, сам сражался в первых рядах, был ранен в левое плечо тяжелым галльским дротиком, но покинул войско лишь на короткое время, чтобы перевя- * На территории храма чеканили деньги, от названия храма и пошло слово «монета».
Республика 85 затъ рану, и после этого вновь возглавил войска. Однако, когда минула горячка боя,рана дала о себе знать. Патри-ции, которые пользовались любой возможностью, чтобы вернуть себе власть, ссылаясь на ранение консула (кон¬сул-патриций благополучно проболел всю войну ) тут же назначили диктатора для проведения выборов, и опять консулами стали два патриция, причем диктатор, от-ветственный за выборы, стал консулом, что считалось недопустимым. 339 г. до н. э. — по закону Публилия постановления плебейского собрания (плебисцита) становились обяза-тельными для всех квиритов. В 335 г. до н. э. плебей Квинт Публий Филон занял должность претора. В 229 году плебеи взяли последний бастион патри¬циев — Огульниев закон разрешил допускать к должно¬стям авгуров* и понтификов плебеев. Для них добавили несколько должностей — понтификов стало восемь, ав-гуров — девять. * Авгуры — древнейшая коллегия жрецов, толковавшая волю богов главным образом на основании ауспиций, то есть по наблюдениям за полетом и криком птиц.
ГЛ/Ш 11. Тит М/1НЛИЙ ТОРКВ/ГГ и ьыч/4лььшк конницы Квинт Флбмй Природа — тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде рощи. О. Мандельштам Отца Тита — Луция Манлия Империоза не любили в Риме. Империоз в 363 г. до н. э. был выбран диктатором для проведения священного обряда — ему поручалось вбить в стену храма Юпитера Капитолийского серебря¬ный гвоздь, дабы прекратить эпидемию. Но Империоз решил, что дело этим ограничиться не может. И надо бы, пользуясь полученной властью диктатора, совершить еще что-нибудь значительное. К примеру — начать очередную войну с соседями. Луций Манлий объявил набор в армию. Война в тот момент, вообще говоря, не планировалась, мо¬лодые люди не горели желанием отправляться в легионы, но тех, кто пытался увильнуть от призыва, секли розгами или тащили в темницу. Народные трибуны возмутились и напомнили диктатору, что должность дается ему для исполнения вполне определенного дела. Империоз был должен вбить гвоздь. И только! А после этого диктатор должен был не набирать войска, а сложить с себя полно¬мочия. Подчиняясь общественному мнению, диктатор, скрепя сердце, отказался от власти. Но те, по чьей спине прогуливались розги, не забыли об оказанной милости. На следующий год народный трибун Марк Помпоний вы¬звал Империоза в суд. В вину бывшему диктатору вменяли не только то, что он, не стесняясь, орудовал розгами, но и жестокое об¬ращение даже с членами своей семьи. Своего сына Тита он сослал в деревню и держал подальше от Города, за¬ставляя выполнять тяжелую работу, — будто отец стес¬
нялся своего отпрыска. Сам Тит в этом споре встал на сторону отца. Причем решил действовать, и действовать дерзко. Рано утром, захватив с собой нож, из своей деревеньки Тит отправился в Город и сразу поспешил в дом народно¬го трибуна, обвинителя его отца. Час был ранний, трибун еще был в постели, но дом народного трибуна всегда был открыт для посетителей. Через привратника юноша велел передать, что пришел Тит Манлий, сын Луция, и хочет переговорить с народным трибуном. Оставшись с Марком Помпонием наедине, юноша приставил к горлу народно¬го трибуна нож и потребовал дать клятву, что отныне тот больше не будет ни в чем обвинять его отца. Трибун быстро смекнул, что Тит куда сильнее его, да и нож был пристав-лен к горлу — так что клятву пришлось дать. Империоз избежал суда — в те времена поступок его сына не сочли актом террора, наоборот, Тит Манлий снискал себе славу своей дерзостью. И когда в том же году стали избирать во¬енных трибунов, молодой Тит Манлий был избран — вто¬рым из шести. А в 361 г. до н. э. вновь появились в окрестностях Рима галлы. Их войско остановилось за Аниенским мостом у Соляной дороги. Римское войско подошло с другой сторо¬ны реки. За мост то и дело вспыхивали стычки, но никто не мог надолго им овладеть. Тогда на середину пустого мо¬ста вышел галл богатырского сложения и стал звать кого- нибудь из римлян на поединок. Против него (испросив разрешения диктатора) вышел Тит Манлий. Галл был так уверен в победе, что показывал противнику язык. Галл был выше ростом, но римлянин оказался ловчее и вышел из схватки победителем. Тит Ливий заимствовал выра¬жения у Гомера, чтобы описать этот поединок. С убитого Манлий снял золотое ожерелье — торквес. За эту победу Манлий получил прозвище «Торкват», которое стало по¬четным прозванием рода. В консульство Тита Манлия Торквата (340 г. до н. э.) в Рим явились послы латинов и стали требовать равенства во всем: раз они союзники и уже два века войска латинов
принимают участие в войнах на стороне римлян, то почему бы не основать общее государство? Один народ, один сенат и два консула — один от Рима, другой — от латинов. О боги! В какой гнев пришел Тит Манлий Торкват. Как он кричал! Он взывал к самому Юпитеру. Посол Анний, видимо, не ожидавший подобной реакции, так спешил по¬кинуть храм, где заседал сенат, что споткнулся на лестни¬це, упал и расшиб голову. Тит Манлий выскочил следом. «А! — закричал он торжествующе. — Юпитер гневает¬ся на тебя!» Народ постановил: быть войне, и консулы Тит Манлий и Публий Деций Мус повели легионы против бывших со¬юзников. Войска противников встретились близ Капуи. Поскольку солдаты обоих войск были схожи вооруже¬нием и говорили на одном языке, к тому же многие знали друг друга, ибо раньше служили вместе, консулы запре¬тили сражаться с врагом вне строя, дабы отличить своих от врагов. Хотя приказ был отдан, нашелся дерзкий, который осмелился его нарушить. Сын консула Манлия, также звавшийся Тит Манлий, командир турмы — кавалерий¬ского подразделения в составе легиона (около 30 чело¬век), вызванный на поединок противником, не посмел отказаться. Юный Манлий вышел на бой и сразил врага. Но напрасно юноша хвастался перед отцом своей победой. Консул, пользуясь и консульской, и отеческой властью, приказал казнить сына. Пример римской доблести? Или повторение «подвига» Брута — пример бездушности и жестокости? Брут счи¬тался тупицей. Торкват с юности был известен грубым нравом — ножом грозил народному трибуну, хотя, вспом¬ним — особа народного трибуна была неприкосновенна. Отец Торквата Империоз славился жестокостью и презри¬тельным отношением к окружающим и хвастался этими своими «достоинствами». Римское войско было поражено случившимся. Однако желающих нарушить приказ больше не нашлось. Нача¬лось сражение с латинами. Манлий командовал правым
крылом, Деций — левым. Левое крыло стало отступать. И тогда Деций принес себя в жертву для спасения легио¬нов. Облачившись в тогу с пурпурной полосой, Деций про¬изнес слова клятвы, вскочил на коня, взял меч и ринулся в гущу сражения. Без доспехов во главе сражавшихся он был обречен на гибель. Когда на другой день отыскали тело погибшего консула, оно было утыкано стрелами. Но победа, скорее всего, добыта была не безумной смелос¬тью Деция, а благодаря полководческому искусству Тита Манлия. Когда Манлий вернулся в Рим, встречать его вышли лишь солидные люди и старики, а молодежь отказалась приветствовать победителя. Похожая история произошла в 325 г. до н. э., когда диктатором был Луций Папирий Курсор, а начальником конницы, то есть его заместителем, назначен был Квинт Фабий, молодой и честолюбивый аристократ. Диктатор решил вернуться из лагеря в Рим, дабы провести повтор¬ные гадания. А то вдруг окажется, что обряды совершены были неверно! Тогда боги ни за что не даруют победу. Же¬лая сохранить за собой возможность одержать победу, Па¬пирий запретил Квинту Фабию вступать в бой — приказ в военном аспекте не совсем понятный. Однако Квинт Фа¬бий, узнав через лазутчиков, что победа над противником может оказаться легкой, нарушил приказ, повел легионы в бой и одержал блестящую победу. Противник потерял более двадцати тысяч человек. Захваченные доспехи на¬чальник конницы собрал и сжег. Папирий возвратился из Рима в ярости. Что! Его, диктатора, лишили триум¬фа. «Ну тогда, ликтор, ступай, хватай этого ослушника и казни его!» — последовал приказ. Легионеры были на стороне Квинта Фабия. И немудрено: поступок диктатора обесценил только что одержанную победу. Однако, поль¬зуясь поддержкой воинов, Квинт Фабий бежал в Рим и об¬ратился к сенату, ища защиту. Сенаторы были на его сто¬роне: зачем казнить талантливого юношу? Однако власть диктатора — высшая власть. Папирий примчался вслед за Фабием в Рим и потребовал у сената головы ослушни¬
ка. Тогда Квинт Фабий и его отец Марк Фабий, бывший трижды консулом и диктором, обратились к народным трибунам и к народу. Да, Квинт Фабий нарушил закон. Но они просят его простить. Народ был на стороне Фаби- ев. Папирий, стиснув зубы, уступил и сохранил Квинту Фабию жизнь. Народ милостив: когда к нему обращают¬ся с просьбой о милосердии, он прощает — почти всегда. Лишь своего защитника марка Манлия осудил. Самый веселый праздник Рима Сатурналии — праздник в честь бога Сатурна, посвя-щенный окончанию сельскохозяйственного сезона. Про-водился 17 декабря, в день посвящения храма Сатурна. Считался не просто праздником, а днем всеобщего отды¬ха — закрывались суды, не велись войны. В 217 г. до н. э. праздник стал длиться два дня, было добавлено пирше-ство для народа. В императорский период продолжительность празд-ника достигла семи дней. В эти дни рабы и слуги усажи-вались за один стол с хозяевами. Господа прислуживали за столом, возрождая мифические времена, когда миром правил Сатурн и все были равны и свободны Клиенты дарили своим патронам свечи, олицетворе¬ние их душ. По преданию, Геркулес отменил человеческие жертвы Сатурну и заменил их подношением свечей. Бо-гатые римляне одаривали родных, друзей, клиентов, пла-тили долги за своих друзей-бедняков. Марк Валерий Корв, или Еще один поединок один на один В год 349 до н. э. в очередной раз римляне сражались с галлами, теперь уже под началом Луция Фурия Камилла, сына знаменитого диктатора. Молодой военный трибун Марк Валерий принял вызов галла и вышел на поединок.
Но едва противники сошлись, как на шлем римлянина опустился ворон, который во время сражения нападал на галла, вцепляясь когтями и клювом тому в лицо. Валерий решил, что это добрый знак. Галл, напротив, пал духом, Валерий победил без особого труда и с того времени носил прозвище Коре — Ворон. Избранный в третий раз консулом, Коре одержал бле-стящую победу над самнитами. Тит Ливий дает ему необыкновенно лестную харак-теристику. «Не было полководца ближе воинству, чем Коре, охотно деливший все тяготы с простыми воинами. В поведении был благожелателен, в разговоре не только помнил о своем достоинстве, но и уважал в другом сво-бодного человека; и что всего любезней народу — в долж-ности он оставался таков, каков был, добиваясь долж-ности». ГЛ4В/1 12. К/1ВПМНСКОе ущелье 321 г. по п. э. Война... праведна для тех для кого неизбежна, и оружие благочестиво в руках у тех, у кого уже ни на что не осталось надежды. Тит Ливий Рим рос и набирал силу. Лаций оказался под его властью, этруски были сломлены. Не оставалось сомнения, что Рим распространит свое влияние на всю Италию. Капуя сама перешла под власть Рима, решив, что если выбирать между римлянами и самнитами, то лучше выбрать первых. Самниты в тот год не хотели сражаться, они выдали римлянам зачинщиков войны, все награбленное и пред¬ложили заключить мир. Однако римляне отказались, рас¬считывая на большее.
Самниты возмутились. Чего еще хотят от них римляне! Войны? Ну что ж, посмотрим, так ли удачливы римляне, как они утверждают. Не может того быть, чтобы и в этот раз боги были на их стороне. Во главе самнитов стоял Гай Понтий, удачливый и искусный полководец. Оба консула выступили во главе римских легионов. Гай Понтий распространил ложные слухи о своих на-мерениях, отправив воинов, переодетых пастухами, на¬встречу римскому войску, чтобы убедить противника, будто бы самнитские войска далеко в Апулии, осаждают один из городов. Римляне двинулись в Апулию, на по¬мощь союзникам. Туда вели две дороги. Одна длинная и безопасная, другая — куда более короткая, но проходя¬щая через опасное Кавдинское ущелье. Римляне выбрали короткий путь — ведь самниты, как они полагали, были еще далеко. Ущелье состояло как бы из двух частей: сна¬чала — узкий проход в горах, выводящий в болотистую долину, потом — второе ущелье. Когда римляне минова¬ли первую теснину и оказались в долине, то выяснилось, что вход во второе ущелье завален бревнами и камнями. А на склонах гор повсюду появились самниты. Дорога, по которой можно было вернуться назад, оказалась также занятой врагом. Солдаты возроптали: ну и полководцы! Дали заманить себя в ловушку, как безмозглых тварей. Назад дороги нет, вперед — тоже. Римляне устроили в до¬лине лагерь, обнесли валом все, как положено, прекрасно понимая, что эти действия бессмысленны — вырваться из ущелья невозможно. В это время самниты решали, что делать с римским войском, которое они заманили в ловушку и победили без боя. Гай Понтий послал за советом к своему отцу, из¬вестному своей мудростью Гереннию Понтию. «Отпусти без всяких условий и не причиняй вреда», — посоветовал старик. Совет не понравился. «Дай другой совет», — по¬просил сын. «Истреби всех до единого», — был второй от¬вет. Самниты решили, что мудрец тронулся рассудком, и вызвали старика на совет. Геренний так объяснил свое решение: первый совет он дал потому, что отпущенные
на свободу римляне оценят благородство противника и заключат выгодный мир. Второй совет — уничтожить войско поголовно — ожесточит римлян, но и ослабит на долгие годы. «А третий путь? — стали пытать старика. — Разве нельзя оставить римлян в живых, но унизить и связать обязательствами?» «Это самое глупое решение, — услы¬шали в ответ. — Нрав у римлян таков, что, потерпев пора¬жение, они уже не ведают покоя. Нынешнее безвыходное положение вечно будет огнем жечь их души, и не будет им успокоения, покуда не отомстят вам стократ». Такие слова Тит Ливий вложил в уста мудреца Геренния. Неве¬домо, говорил их старец или нет, но характеристика рим¬ского характера дана в них очень точно. Однако самниты решили, что мудрец советует что-то больно заумное, и как всегда выбрали третий путь, то есть самый неудачный. Тем временем, оказавшись в безвыходной ситуации, римляне отправили послов к самнитам обсудить условия сдачи. Впрочем, обсуждать было нечего. Победитель дик¬товал условия. Римлянам было приказано безоружными и без верхней одежды выйти за вал. Самниты взяли за¬ложников, дабы римляне потом не могли нарушить до¬говор. С консулов сорвали палудаментумы — плащи пол¬ководцев, отделанные золотой бахромой, — и консулы, униженные и полураздетые, первыми прошли под ярмом. Позорный обряд. Унизительнее для свободных граждан нет ничего. Под ярмом надо проходить, низко сгибаясь. Легионеры отворачивались, дабы не видеть позора своих полководцев. Потом настал черед легатов и трибунов, за ними — центурионов. И, наконец, простых солдат. Под градом насмешек без оружия и верхней одежды один за другим проходили римляне под яркой из трех копий. Тех, кто не демонстрировал должной униженности, избивали или даже убивали. Так вырвались они из ущелья — опозоренные, без ору¬жия, без одежды, без обоза. Какой позор! Прежде триум¬фы — теперь ярмо. В ближнюю дружественную Капую сты¬
дились войти. Ночевали в окрестностях города. Прятались. Пищу и одежду приняли, домой шли молча, стиснув зубы, опустив головы. Известие о позоре их опередило, и весь Рим надел траур. В Город войско вернулось под покровом ночи. Все разбрелись по домам, и на улицу — ни ногой. Да, самниты совершили роковую ошибку. На то римля¬не и придумали коллегию фециалов, чтобы иметь возмож¬ность всегда вести войны — и как они утверждали — толь¬ко справедливые. Стали сенаторы думать, что же делать, как расторгнуть унизительный договор. Да проще просто¬го, решили тут же: самниты заключили мир с консулами, а не с римским народом, священными клятвами мирный договор не подтвержден. Выдадим консулов и трибунов, с которых взяли клятвы, самнитам. И мирный договор бу¬дет расторгнут. Так и сделали. Фециал привел связанных консулов и трибунов в Кавдий Гаю Понтию. Вот, забирай, они твои пленники. Поскольку после этого пленники перешли под юрисдик¬цию самнитов, то бывший консул пнул фециала, то есть оскорбил посланца римлян, и тем самым объявил Риму войну. Понтий возмутился: «Обманщики! Ваша законность только видимость!» И пленников не принял. Однако рим¬ляне упрямо твердили: договор расторгнут, значит, быть войне. И воевали после этого весьма успешно, больше в Кавдинское ущелье не забирались. Нападая на самнитов, римляне кричали: «Это вам не Кавдинское ущелье!». Портрет рода в римском интерьере Читая страницы истории Тита Ливия, нельзя не от-метить следующую деталь: необычайное сходство пред-ставителей одного и того же рода. Каждый представи-тель обладает собственной индивидуальностью, но при этом общие черты, несомненно, прослеживаются.
Клавдии — непременно консерваторы и гордецы, труд¬но представить людей надменнее. Они могут быть героя¬ми или подлецами, но практически никогда не считают¬ся с общественным мнением. Манлии — также, несомненно, храбрецы, но не чуж¬дые жестокости, грубости. Сын грозит за отца народ¬ному трибуну ножом. Отец казнит сына за нарушение воинской дисциплины. И опять же представитель этого рода убеждает сенат после поражения при Каннах не вы¬купать у Ганнибала пленных. Как бы себя ни вели себя попавшие в плен воины ( может, в самом деле, страх на время взял в их сердцах верх), но это решение жестокое. Большинство склонялось к тому, чтобы выкупить плен¬ных. Но Тит Манлий Торкват убедил милосердных, что быть жестокими — необходимо. Фабии — неплохие полководцы, склонные, впрочем, к импульсивным действиям, непредсказуемости — вспом¬ним поступок Фабиев-послов, решивших вдруг воевать, вместо того, чтобы вести переговоры.И ли начальник кон¬ницы, который ослушался диктатора — ведь это тоже Фабий. Не столь надменные, как их собратья-патриции, Фабии не заносились перед плебеями. Марк Фабий Ам- буст выдал дочь замуж за плебея, долгие годы поддержи¬вал борьбу народных трибунов за право плебеев избирать¬ся в консулы, не без его поддержки получил консульскую должность первый плебей. В знатных семьях по наслед¬ству передавались не только имена и имущество, но и по-литические взгляды. Валерии — по своему складу близки к Фабиям, не чуж¬ды либерализму. Тогда Валерий получил прозвище Публи- кола, что значит — «Почитатель народа». В конфлик¬те плебеев и патрициев патриций Валерий встал на сторону плебеев. О родовом портрете плебеев Семпрони- ев Гракхов речь впереди. Это потом, в эпоху империи, когда умрут традиции, все смешается. И продавать, и предавать, и являть при¬меры мужества будут уже независимо от того, кто ка¬кое имя носит.
Храм Венеры Милостивой Курульный эдил* Квинт Фабий Гургит взыскал с ма-трон, уличенных в прелюбодеяниях, штрафы, и на эти деньги построил храм Венеры Милостивой (295 г. до н. э.) Смм 13. 4ппмй Клавдий Слепой. €го ДОРОМ и ПИРРОВ/I повед/i 343 — 279 гг. по к. э. Каждый человек — кузнец своей судьбы Римская пословица Это время долгих и кровавых Самнитских войн, ко¬торые шли с переменным успехом. И не всегда римляне побеждали. Но, потерпев поражение, они возвращались, пока не добивались своего. Три Самнитских войны (343-341 гг., 326-304 гг., 298-290 гг. до н. э.) следовали одна за другой. 312 г. до н. э. — год цензорства Аппия Клавдия, зна!- менитый тем, что Аппий провел первую мощеную дорогу из Рима в Капую (та самая Аппиева дорога) и построил водопровод, о котором написал Фронтин в своей работе «О водопроводах». Длина водопровода около 18 киломе¬тров, большую часть пути вода текла под землей, и на не¬большом участке по акведуку возле Капенских ворот. Тит Ливий сообщает, что Аппий и его коллега так со¬ставили новый список сената, исключили столь многих могущественных и включили столь много «недостой¬ных», что плоды творчества цензоров консулы отказались признать. Эдилы — первоначально были помощниками народных трибунов. Во второй половине V в. до н.э. получили статус самостоятельной маги-стратуры; занимались наведением порядка и благоустройством Города.
Коллега Аппия по цензорству* как и полагалось по зако¬ну, сложил свои полномочия через 18 месяцев, Аппий же от¬казался подчиняться и оставался в должности далее, несмо¬тря на протесты народных трибунов. Но поскольку десять за¬щитников народных прав не были единодушны, то цензору никто не мог помешать, и Аппий с упрямством, свойствен¬ным их роду, продолжал исполнять свои обязанности. А тем временем у Рима явился еще один грозный со¬перник — Пирр, царь Эпира*. По давнему соглашению с греческой колонией в Юж¬ной Италии городом Тарентом римляне не могли заходить в его бухту. Однако у римлян был в это время мирный до¬говор с Тарентом, и несколько кораблей вошли в бухту, считая тарентинцев дружественными. Вместо того чтобы потребовать римлян уйти, тарентинцы напали внезапно на стоящие в гавани суда, после схватки захватили пять кораблей, экипажи казнили или продали в рабство. Римляне, измотанные сражениями с самнитами, не желая новой войны, заявили, что сохранят мир, если Тарент выполнит вполне приемлемые условия: выдать зачинщиков избиения, отпустить пленников и уступить Риму Турины. Однако Тарент решил выбрать другой путь и обратился к царю Эпира Пирру, решив, что лучше под¬чиняться царю-греку, чем римлянам. При этом тарентин¬цы почему-то вообразили, что Пирр будет за них воевать, а они — пользоваться плодами его побед. Однако Пирр, прибыв на место, решил, что тарентинцам нечего сидеть по домам, и тут же призвал их в свои войска. Часть жите¬лей Тарента, рассудив, что искали они чего-то совсем дру¬гого, скорее всего — невозможного, бежала из города. А Пирр отправился на войну с римлянами. Первое сра¬жение он дал римлянам близ Гераклеи, римляне сража¬лись мужественно, но исход боя решили слоны: римляне встретились с боевыми слонами впервые. Лошади всадни¬ков пугались запаха слонов и становились совершенно не¬управляемыми, а пехота ничего не могла поделать против * Эпир — западная область Северной Греции. 4- М. Алферова
этих чудовищ. Римляне потеряли в этой битве немало, но и потери Пирра были соизмеримы с потерями римлян. Однако, потерпев поражение, римляне не пали духом, а набрали новое войско. Пирр решил начать с Римом пере¬говоры о мире и отправил в Город своего посла Кинея, — философа, ученика Демосфена. Киней попытался одарить сенаторов подарками, но те отказались от даров, послан¬ных Пирром. Однако многие готовы были проголосовать за переговоры. И тут в сенат явился Аппий Клавдий. Из-за своей слепоты и старости он удалился от дел, но, узнав о посольстве Пирра, велел рабам отнести себя в ку¬рию. Здесь, опираясь на плечи своих сыновей, он Обратил¬ся к сенаторам с речью. «До сих пор, римляне, я никак не мог примириться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух. Где же те слова, которые вы всем и повсюду твердите и повторя¬ете, слова о том, что если бы пришел в Италию великий Александр и встретился бы с нами, когда мы были юны, или с нашими отцами, которые были тогда в расцвете сил, то не прославляли бы теперь его непобедимость, но своим бегством или гибелью он возвысил бы славу римлян? Вы доказали, что все это было болтовней, пустым бахваль-ством!» (Плутарх). Слова Аппия пристыдили сенаторов, и они послали Пирру такой ответ: Рим не ведет переговоры, пока солдаты противника топчут итальянскую землю. Сенат показался Кинею сборищем царей — с таким до-стоинством держались сенаторы, а сам римский народ чем- то вроде лернейской гидры, многоголового существа, у кото¬рого отрастали новые головы, стоило отрубить одну из них. Занятно, как Пирр и римляне обменивались взаимными услугами. Подобные сцены могли бы послужить украше¬нием любого рыцарского романа. Так, царь позволил плен¬ным под честное слово вернуться в Рим навестить семьи и провести в Городе Сатурналии. Однако и римский сенат ве¬лел всем вернуться в плен к царю и сдержать слово. Потом к римскому консулу врач Пирра прислал пись¬мо. Служитель Эскулапа предлагал отравить своего цар- 4-2
Карта Италии. III в. до н. э.
ственного пациента ядом, если, разумеется, римляне ему заплатят. Однако консулы ничего не заплатили за столь сомнительную услугу, а, напротив, отправили царю пись¬мо с предупреждением. Пирр оценил благородный жест и отпустил всех пленных без выкупа. В 279 г. до н. э. вновь произошло сражение — на этот раз близ города на юге Италии Аускула. Пирр выиграл и эту битву, но опять не нанес решительного поражения. Римляне придумали способ борьбы со слонами, впрочем, не слишком успешный, и были вынуждены отступить. Однако Пирр опять, как и в битве при Гераклее, понес большие потери, сам он был ранен дротиком в руку, самые лучшие из его полководцев и солдат погибли. Кто-то стал поздравлять царя с победой. «Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем», — от¬ветил царь. Так вошло в историю выражение «Пиррова победа». Впрочем, практически все победы над Римом — Пирро¬вы. Потерпев поражение, Рим собирал силы вновь и рано или поздно, разбивал врага. И так было до тех пор, пока властитель мира не одряхлел и не склонил седую, покры¬тую позолотой роскоши голову, под топор варваров. Но до тех времен еще далеко, а пока с Римом не может сла-дить Пирр, великий полководец эллинистического мира. Слава Пирра как полководца росла день ото дня, но с каждой новой битвой он не приобретал, а лишь терял. В 279 г. до н. э. римляне заключили договор с Карфаге¬ном, по которому обязались помогать друг другу. Перед Пирром в Италии стояли почти неразрешимые задачи. Этот царь был воином, искателем приключений, но отнюдь не организатором. Рим не желал заключать мир, с Тарентом тоже все складывалось не просто. Что делать? Ну, конечно же, отправиться в Сицилию и во¬евать там с карфагенянами, тем более что об этом просят сицилийцы, как раньше просили тарентинцы. Неваж¬но, что жители Тарента умоляли царя не бросать их на произвол судьбы. Он займется их делами, когда вернет¬ся. Пусть подождут своей очереди. И Пирр отправился в 4-4
Сицилию. Здесь его встретили с восторгом, города один за другим переходили на его сторону, а карфагеняне ста¬ли предлагать мир. Мир? Зачем Пирру мир? Он мечтает о новых подвигах. Пусть пунийцы полностью освободят Сицилию, вот тогда и поговорим. Впрочем, говорить пока не о чем — Пирра ждет новая война в Африке. Ведь те¬перь у него в распоряжении ресурсы всей Сицилии. И он стал набирать гребцов на свои галеры, становясь все более требовательным. Искатели приключений легко превра¬щаются в тиранов. Дело дошло до того, что царь казнил одного из тех, кто позвал его в Сицилию. Другой его ярый сторонник бежал. Становиться гребцами и отправляться воевать в Африку сицилийцы не хотели. Тут очень кста¬ти пришло послание из Тарента — царя вновь просили о помощи. Отлично! Раз дело в Сицилии не ладится — от¬правимся назад в Италию. Но счастье изменило искателю приключений. Карфагеняне потрепали его флот при воз¬вращении, а мамертинцы* напали на него во время вы¬садки. Пирр был ранен мечом в голову. Один из варваров огромного роста стал вызывать царя, если тот еще жив, на бой. Пирр вышел — залитый кровью и разъяренный, и, не дав противнику нанести удар, рассек наглеца сверху донизу. Однако Пирр сохранил еще часть войска и добрался до Тарента. Здесь он «осчастливил» жителей новым военным набором и отправился воевать с римлянами. Самниты, к тому времени уже изрядно потрепанные римлянами, не оказали царю поддержки. Против царя Эпира выступи¬ли оба консула. В этот раз счастье явно было на стороне римлян. Пирр решил разбить консулов по одиночке, но, не зная местности, его войска заблудились в лесу. Время было потеряно. Увидев выходившие из леса войска, кон¬сул Маний Курий напал и обратил эпиротов в бегство. В последовавшей за этой стычкой битве римляне разбили войска Пирра. Не помогли и слоны: римляне закидали их * Мамертинцы — «сыны Марса», наемники из Кампании, захва¬тившие сицилийский город Мессана.
копьями, те обратились вспять и помчались, давя своих и сея панику. Что оставалось Пирру? Лишь вернуться в свой Эпир с остатками войска. Но царская казна была пуста, а малень¬кий Эпир тесен для своего правителя. Оставалось одно: искать новой войны, чтобы прокормить свою армию. Что Пирр и делал. Пока не погиб во время уличной схватки. Со
