Глава 8. Тот самый Брут Марк Юнмй Брут 85-42 гг. до н. э. Омоем руки Цезаревой кровью По локоть и, мечи обрызгав ею, Идемте все немедленно на форум И, потрясая красное оружье, Воскликнем все: «Мир, вольность и свобода!» В. Шекспир Скорее всего, к патрицию Луцию Юнию Бруту, изгнав¬шему царей, убийца Цезаря не имеет отношения. Как мы помним, Брут казнил двух своих сыновей. До 366 г. до н. э., когда было разрешено выбирать в консулы плебе¬ев, имен Юниев Брутов в фастах нет. Так что род убийцы Юлия Цезаря, скорее всего, плебейский, попытавшийся присвоить славу знаменитого тезки. Брут был хорошо знаком с философией, обожал литера¬туру, восхищался последователями Платона, скорее уче¬ный, чем политик или полководец, он старательно подра¬жал Катону Младшему, который доводился ему дядей, а потом сделался еще и тестем. В свою очередь Марк Катон Младший, покончивший с собой в Утике, всю жизнь под¬ражал своему знаменитому прадеду — цензору. Так что над самыми убежденными противниками Цезаря витала тень вдохновителя разрушения Карфагена.
У Марка Брута с Помпеем Великим была личная враж¬да. Брут считал Помпея виновным в смерти своего отца, и с Помпеем не то что не дружил — не говорил даже. Но ког¬да пришел час выбирать, с кем он — с Цезарем или с Пом¬пеем, Брут встал на сторону защитника сената. Однако все свободное время, находясь в войске республиканцев, Брут посвящал книгам. Даже накануне великой битвы, когда другие спали или размышляли о будущем, Брут, несмотря на усталость и жару, до темноты писал, состав¬ляя извлечения из Полибия. В этом изучении Полибия накануне битвы при Фарсале была какая-то демонстра¬ция, попытка отстраниться от происходящего, попытка доказать другим и себе, что главное для него книги, а в лагере Помпея Брут как бы не по своей воле, но воле своих убеждений. Поборник справедливости и нравственности, Брут через жуликов-дельцов ссужал деньги под 48% годо¬вых, что само по себе было нарушением закона, да еще дал деньги в долг вне Италии — второе незаконное дей¬ствие — и пытался через Цицерона востребовать эти деньги из должника. Цицерон отказал вежливо, но твердо: есть закон — пусть Брут его выполняет. Но не стоит делать далеко идущие выводы из этой сомнитель¬ной финансовой истории. Она свидетельствует прежде всего о том, что Брут не был таким уж твердым челове¬ком, каким его пытались изобразить поклонники после смерти. Он подвержен соблазнам, подвержен влиянию, поддается общему настроению, идет на поводу у толпы. Все хапают деньги, нарушают закон, и Брут кидается в финансовую авантюру. А ведь Катон Младший ему дове¬рял и считал человеком абсолютной честности. «Срезал¬ся» честнейший Брут, как говорится. Минует приступ алчности, и Брут вновь будет вести себя безупречно. По¬том все завопят «Смерть Цезарю!». И руки сами потя¬нутся к мечу. Сторонникам республики срочно понадо-бятся деньги, и Брут отправится грабить Малоазийские города. «Мягко грабить», как изображает его действия Плутарх.
И уж никак не жажда денег привела его к заговорщи¬кам. От смерти Цезаря лично Брут только проигрывал. В 46 г. до н. э. Брут — наместник Цизальпинской Галлии, справедливый правитель, которым был доволен Цезарь, потом городской претор — самая почетная должность из всех преторских, он должен быть избран консулом на 41 г. до н. э. Цезарь собирался отправиться в Парфию и неизвестно, когда должен был вернуться. И вернулся бы вообще. Цезарю хотелось привлечь на свою сторону из¬вестных людей Рима. Он пытался сделать Цицерона сво¬им искренним сторонником, добивался, чтобы Катулл прекратил писать на него эпиграммы. Тем более для него была ценна поддержка таких людей, как Брут. Без этого его власть над Римом — не полная власть. Участие Брута в заговоре для Цезаря было шоком. Он не ожидал, не мог даже подумать, что Брут посмеет взять в руки кинжал — ведь молодой человек был обязан Цезарю жизнью. Не¬ужели он предал его? Но ради чего? Ради Республики?.. Ради призрака? Ради пустого слова? А ведь ходили слухи, что Брут был сыном Цезаря*. После поражения под Фарсалом Цезарь так обрадо¬вался, узнав, что молодой Брут жив, что тут же простил его. Позже уже Брут добился прощения для Кассия. Да, Брут пытался спасти республику. Но лично по отноше¬нию к Цезарю он совершил гнусность. Сам прощенный и просивший за другого, лично Цезаря он предал. Если он решил еще раз сразиться за республику, то мог бежать из Рима и встать на сторону Секста Помпея — такой посту¬пок можно понять и оправдать. Но убив своего благодете¬ля, Брут совершил предательство, для римлянина непро¬стительное. Он выбирал между преданностью республике и преданностью человеку, в любом случае совершал пре¬дательство, его выбор — проигрыш. Мать Брута Сервилия была любовницей Цезаря. Гай Юлий родил¬ся в ilOQ г. до н. э<, ррут — в 85 г. до н. э. Но датой рождения Цезаря считают также и 102 г. до н. э., а Брут, возможно, родился в 79 г. или даже в 78 г. до н. э.
Вдохновитель заговора был не Брут, а Кассий, над¬менный и язвительный гордец, жаждущий могущества и власти. Не тиранию он ненавидел, а лично Цезаря, не мог терпеть чье-либо превосходство. С сыном диктатора Сул¬лы Фавством в детстве он дрался отчаянно — пусть тот не смеет хвастаться единовластием отца. Брут же не был ни грубым, ни упрямым, ни энергичным. Не будь Кас¬сия, скорее всего, Брут остался бы в тени Цезаря. Но Рим бурлил, Брут постоянно находил таблички: «Ты спишь, Брут?», «Ты не настоящий Брут!». Кассию Брут нужен был как имя, как символ тираноборца с одной стороны, с другой — нужна была репутация человека честного и принципиального. Если верить Плутарху, то Брут прим¬кнул к заговору незадолго до Мартовских ид. Вступить в заговор против Цезаря его скорее принудили постоянные призывы, оскорбительная демонстрация с диадемой и прямой вызов Кассия. В их «дуумвирате» Кассий, несо¬мненно, был лидером. Брут был человеком слишком мяг¬ким, чтобы навязывать свое мнение. Ситуация не столь уж редкая. Проходимец, преследуя свои личные, корыстные цели, начинает давить на человека с убеждениями: «Как! И ты не осудил? Как, и ты не выступил? Ты же должен был это сделать!» «Должен»,— мямлит идеалист и лихорадочно ищет оправдания, и не может найти — на словах все получается правильно: должен выступить, должен осудить, должен убить. «Как же верность убеждениям? Катон — наш идеал. Неужели ты предашь Катона? » «Верно говорит. Мои слова!» И даже не бросит в лицо проходимцу: «Ты же все это делаешь ради себя!» Убеждения мешают. Проклятые убеждения. После убийства Цезаря Брут и его товарищи, окровав¬ленные, размахивая кинжалами и мечами, двинулись на Капитолий. Все кричали, что вновь вернулась свобода. Потом Брут сошел на форум и выступил перед толпой * его выслушали молча. Но когда заговорил другой заговор¬щик — Цинна, его встретили криком и бранью. Убийцы
Цезаря вернулись на Капитолий и заперлись в крепости. На другой день состоялось заседание сената, и было реше¬но считать заговорщиков свободными от вины. Развратник, гуляка и мот — это Марк Антоний в част¬ной жизни. Талантливый полководец, смелый и удачли¬вый — на войне. После убийства Цезаря Марк Антоний бежал и заперся у себя в доме. Никогда он не был упор¬ным мстителем — Марк Антоний любил Цезаря, но ду¬мал прежде всего о себе. В 44 г. до н. э. Марк Антоний был консулом на пару с Цезарем, а после убийства своего покровителя остался в одиночестве. После гибели своего напарника уцелевший консул вместе с Лепидом вел пере¬говоры с убийцами Цезаря. Был достигнут компромисс: все решения Цезаря остаются в силе, убийц порицают, но не казнят, не изгоняют. Напротив, они получают в управ¬ление провинции: Брут — Македонию, Кассий — Сирию. Дело в том, что сенат с удовольствием бы объявил Цезаря тираном, но в этом случае все решения убитого сделались бы незаконными. Да вот незадача: большинство сенато¬ров получали назначения из рук этого тирана. На такую жертву ради республики сенаторы пойти не могли. Брут на весь Рим был всего один. Примирение убийц и сторонников Цезаря завершилось совместной трапезой: Антоний пригласил к обеду Кассия, Лепид — Брута. Остальные заговорщики также получи¬ли приглашение от своих друзей-цезарианцев. Что они обсуждали за обедом? Быть может, предстоящие публич¬ные похороны Цезаря? Но во время этих похорон Марк Антоний устроил це¬лое представление с окровавленной тогой Цезаря, вооду¬шевляясь собственными речами и приходя все в большую ярость. Народ тоже взъярился — из лавок притащили столы и скамьи, сложили огромный костер, и на него во¬друзили тело Цезаря, потом из этого костра выхватили горящие головни и побежали по Городу — грабить и жечь дома заговорщиков. Поэта Цинну, друга Цезаря, спутали с другим Цинной, заговорщиком, и убили. Хрупкий мир раскололся, как дорогой стеклянный бокал, оброненный
во время пирушки. Брут и Кассий спешно покинули Рим. Ветераны Цезаря стекались в Город, чтобы отомстить убийцам, надеясь, что Брут вернется. Но он не вернулся, хотя и сохранил должность городского претора. Вместо этого он направился в Афины. Там его приняли благоже¬лательно, очень кстати удалось перехватить суда с деньга¬ми, что плыли в Рим из Азии. Удалось захватить и склад оружия, которое Цезарь приготовил для Парфянского по¬хода. Остатки сторонников Помпея стекались со всех сто¬рон к Бруту. Между тем сенат еще пытался найти какой- то компромисс и избежать новой Гражданской войны. Марк Антоний стал единовластным правителем в Риме. Остальное его пока не волновало. Но тут как назло явился Октавиан, по завещанию ставший сыном Юлия Цезаря, и стал требовать деньги покойного, чтобы раздать, как обе¬щал Цезарь, народу. Марк Антоний повел себя с «маль¬чишкой» Октавианом нагло. Деньги он попросту присво¬ил, заявив, что их якобы у него, консула, забрали сена¬торы. Октавиан продал земли и дома и из своих средств роздал обещанные по завещанию Цезаря деньги. Тем са¬мым он добился симпатии плебса. Его желание отомстить за Цезаря завоевывало ему симпатии ветеранов. После поражения близ Мутины Антоний бежал к Jle- пиду в Нарбонскую Галлию. У Цицерона явилась безумная мысль: помирить Окта- виана и Брута. Но этого не хотел ни Брут, ни Октавиан. «Но лучше не быть, нежели быть с его согласия», — за¬явил Марк Юний Брут. Мысль, как видим, популярная среди республиканцев. Впрочем, поддержка Цицерона Октавиану не особен¬но была и нужна: наследник Цезаря двинул на Рим во¬семь легионов, прекрасную конницу и вспомогательные войска. Мысль оказать Октавиану сопротивление быстро умерла. Октавиана избрали консулом. После этого новый Цезарь помирился с Лепидом и Марком Антонием, и они образовывают Второй триумвират. Триумвиры вводят в Город, каждый с преторской когортой и одним легионом. В Риме началась кровавая баня.
«Республика мертва, труп ее смердит так же, как отру-бленные головы, выставленные на форуме», — пишет Лев Остерман. Республика умерла. Но источник смрада — не ее останки. Этот смрад исходит от тирании. Из ее жадной глот¬ки, как из волчьей пасти, всегда воняет гниющим мясом. Итак, Рим был усмирен, остались Брут и Кассий. Узнав о гибели Брута Альбина и Цицерона, Марк Брут велел казнить захваченного в плен брата Марка Антония Гая. Против сторонников республики отправились в друж¬ный поход Антоний и Октавиан. Брут покинул Маке¬донию и соединился с Кассием в Азии у города Смирна. У них было 17 легионов и 15 ООО конницы. Брут прика¬зал построить флот и блокировать войска Октавиана. Для пополнения своей казны Кассий ограбил Родос: заставил всех жителей отдать все золото и серебро — всего набра¬лось 8000 талантов. Плюс еще со всей общины он потре¬бовал 500 талантов. Брут же скромно собрал с ликийцев 150 талантов. Однако и Бруту не удалось избежать крови. Жители ликийского города Ксанф ни за что не хотели сдаваться римлянам и предпочти покончить жизнь самоубийством и сжечь свой город. Напрасно Брут пытался помешать им — почти все жители Ксанфа погибли. Так что в следу¬ющий раз Бруту пришлось проявлять больше такта, соби¬рая с ликийских городов контрибуцию. После этого, сытые и при деньгах, защитники респу¬блики отправились в Македонию. Противники сошлись при Филиппах. Войсками триумвиров командовал Марк Антоний, Октавиан по своему обыкновению болел. Брут проявил себя прозорливцем и предсказал, что Марк Антоний, который сейчас стал прихвостнем Окта¬виана, в будущем поссорится со своим союзником, и три¬умвиры будут воевать друг с другом. В первой битве при Филиппах войска Брута разбили фланг Октавиана, был взят даже его лагерь. Сам Октавиан бежал и его нигде не могли найти, Антоний прятался в бо¬лоте. Кассий, видя, что Брут пошел в атаку, сам слишком
медлил. Зато войска Антония оттеснили войска Кассия и захватили его лагерь. Из-за отсутствия связи и слажен¬ности отдельных частей войск, Кассий решил, что битва проиграна, и покончил с собой. Тогда как исход сраже¬ния был неопределенным, потери триумвиров оказались в два раза больше, чем у Брута и Кассия. После сражения и самоубийства Кассия Брут со своими войсками заперся в лагере, взять который Антоний не мог. Продовольствие у триумвиров было на исходе, солдаты голодали, в то вре¬мя как Брут ни в чем не терпел нужды. Время работало на него. Но его солдатам надоело сидеть взаперти и они требовали сражения. К сожалению, Брут не знал, что его флот одержал победу над кораблями триумвиров, ина¬че бы он ни за что не вышел из лагеря. Но войско Брута было слишком ненадежно, чтобы испытывать его долгой осадой. Брут пообещал отдать в случае победы своим сол-датам два города на разграбление. Жест скорее отчаяния, чем жестокости — Брут уже не знал, чем привлечь и укре¬пить дух своих сторонников. Вряд ли его солдаты были убежденными республиканцами. Вторая битва по сце¬нарию напоминала первую. Опять Брут пошел в атаку и опять опрокинул фланг противника, но его второй фланг растягивался все больше, вскоре центр оказался прорван, войска триумвиров ударили Бруту в тыл. Сын Катона Марк, выкрикивая свое имя и имя своего отца, дрался до последнего, пока не погиб. Брут, проиграв сражение, бе¬жал. Решив, что все уже потеряно точно, Брут покончил с собой, бросившись на меч. Уцелевшие солдаты Брута сда¬лись и влились в войска триумвиров. Те, кого Октавиан и Антоний считали опасными, были казнены. Жена Брута Порция, дочь Катона Младшего, покончи¬ла с собой после смерти мужа. Немного о проскрипциях «Проскрипции сформулированы были так: «Марк Лепид, Марк Антоний и Октавий Цезарь, избранные 9- М. Алферова
для устройства и приведения в порядок государства, по-становляют следующее...Итак, в добрый час. Никто не должен давать приют у себя, скрывать, отправлять в другое место или давать себя подкупать деньгами; вся¬кого, кто будет изобличен в том, что он спас или оказал помощь или только знал об этом, мы, не принимая во вни¬мание никаких отговорок и просьб о прощении, включаем в проскрипционные списки. Головы убитых пусть прино¬сят к нам за вознаграждение в 25 аттических драхм за каждую, если приносящий свободнорожденный, если же раб, то получит свободу, 10 тысяч аттических драхм и гражданские права своего господина. Те же награды на-значаются и доносчикам. Никто из получающих награ¬ды не будет вноситься в наши записи, и его имя останет¬ся неизвестным» (Аппиан). ГЛАВА 9. МАРК Антоний. ТРИУМВИРАТ ИЛИ КРОВАВЫЙ ПОТ БОГОВ МАРК ЛНТОНМЙ СОК. 83-30 гг. по н. э.) Мне вызов шлет на бой. Мне, Цезарю, вы слышите, — Антоний! В. Шекспир Антоний, в юности красавец, любитель женщин и мот, хвастун и балагур, был любим солдатами и в армии Цезаря считался вторым человеком. В битве при Фарсале он ко-мандовал левым флангом. Будучи незаменимым помощ¬ником Цезаря на войне, в гражданских делах от него были в основном одни неприятности. Цезарь оставил его в Риме в очень сложное время, а Марк проматывал деньги, по но¬чам веселился, днем либо спал, либо ходил сам не свой по¬сле очередной попойки. Пока Цезарь воевал, Рим наблю¬дал, как Антоний развлекается и сорит деньгами. Имен¬
но Антоний устроил во время празднования Луперкалий провокацию с диадемой, которую при собравшемся народе преподнес Цезарю. Диктатор от диадемы отказался. Но поступок Антония вызвал всеобщее недовольство. Воз¬можно, именно этот эпизод послужил толчком к убийству Гая Юлия. Рим уже готов был смириться с властью одно¬го, тем более такого, как Цезарь. Но лицезреть символы царской власти? Нет, увольте! Ведь символы раздражают порой куда больше, чем суть. После гибели Юлия Цезаря Антоний бежал из курии и отсиживался дома. Однако бы¬стро сообразил, что отныне он — единовластный правитель Рима: консул Цезарь погиб, консул Антоний может делать все, что ему угодно. А угодно ему было присвоить наслед-ство Цезаря и распоряжаться от его имени, так как вдова Цезаря Кальпурния отдала консулу Антонию все бумаги покойного и все его деньги. Октавиана Антоний не желал принимать в расчет. Но и Октавиан не собирался уступать власть Антонию. Первую схватку выиграл Октавиан. Но враждовали они недолго, уже в ноябре 43 г. до н. э. Октави¬ан, Марк Антоний и Лепид объединились и создали Второй триумвират. А далее настал час проскрипций... «В Риме происходили многочисленные чудеса и зна¬мения. Собаки выли все зараз, словно волки, — зловещее предзнаменование, волки — необычайное в городе живот¬ное — бегали по форуму. Вол стал издавать человеческие звуки; новорожденный ребенок начал говорить. Из статуй богов одни покрылись потом, другие — кровавым потом» (Аппиан). По всей стране прокатилась эпидемия убийств. «Отсе¬кали головы, чтобы их можно было представить для по¬лучения награды, происходили позорные попытки к бег¬ству, переодевания из прежних пышных одежд в непри¬стойные. Одни спускались в колодцы, другие — в клоаки для стока нечистот, третьи — в полные копоти дымовые трубы под кровлею; некоторые сидели в глубочайшем молчании под сваленными в кучу черепицами крыши. Бо¬ялись не меньше, чем убийц, одни — жен и детей, враж¬дебно к ним настроенных, другие — вольноотпущенников
и рабов, третьи — своих должников или соседей, жажду¬щих получить поместья» (Аппиан). Первым из внесенных в проскрипционные списки по¬гиб народный трибун Сальвий. Его убили во время пира, стащили с ложа за волосы, отрубили голову, а тело броси¬ли. Гости, которым велено было не двигаться, так и возле¬жали за столом вместе с обезглавленным телом хозяина. Потом настал черед преторов, пропреторов и проконсу¬лов... Был убит не только Цицерон, но и его брат Квинт вме¬сте с сыном. Самнит Стаций, принятый в сенат на 80-м году жизни, угодил в проскрипционные списки из-за своего богатства. Узнав об этом, он отдал свой дом на разграбление рабам и народу, и сам выкидывал из окон вещи. Потом он заперся в пустом доме и поджег его. Дом сгорел вместе с хозяином и соседними постройками. Находились такие, кто оказы¬вал сопротивление и, собрав вокруг себя других пригово¬ренных к смерти, с боем вырывались из Рима. Бывало, человека прятал от солдат его раб, а выдавала преследо¬вателям родная жена. Был случай, когда раб отправился нанимать корабль, а вернувшись, увидел, что центурион убил его господина. Тогда раб прикончил убийцу. Многие скрывались за Городом у преданных людей, но, не выдер¬жав напряжения, либо сдавались, либо кончали жизнь самоубийством. Юноша только что надел мужскую тогу и шел с друзья¬ми и в сопровождении рабов в храм совершить жертвопри¬ношения. И тут он узнал, что его имя внесено в проскрип¬ционные списки. Друзья и рабы мгновенно разбежались. Мальчик кинулся домой, ища защиты у матери. Но мать испугалась и заперла перед ним дверь. Тогда он ушел из дома, попал к какому-то проходимцу, который заставил его работать в поле, снова бежал и все же был убит. Некто Руф имел шикарный дом по соседству с Фуль- вией, прежде женой Клодия, ныне супругой Марка Ан¬тония. Она мечтала завладеть этим домом, но Руф ни за что не желал продавать дом. Теперь же, перепугавшись,
он преподнес дом Фульвии в подарок. Но все равно был внесен в проскрипционные списки. Его голову принесли Антонию, а триумвир отослал ее жене в подарок. Отру¬бленную голову прежнего владельца выставили перед но- воприобретенным домом. Однако не всегда подлость торжествовала. Прежде всего Секст Помпей, в это время укрепившийся в Сицилии, от¬правил к берегам Италии корабли и велел им курсировать вдоль берегов, чтобы подбирать бегущих из Рима. Секст Помпей обещал награду тем, кто спасет проскрипирован- ных. И многие, кому удавалось бежать, нашли спасение именно в Сицилии. Отмечались удивительные случаи преданности. Жены спасали мужей, сыновья — отцов. Был случай, когда жители города защищали с оружием в руках жизнь своего согражданина, помня, сколько добра он сделал для родного города. И никто из сограждан не позарился на его богатство. Вольноотпущенник прятал в железном ящике-сейфе своего бывшего хозяина, а ночью приносил ему еду и питье. После разгрома Кассия и Брута триумвиры должны были наградить своих солдат за преданность. В Италии ветеранам была обещана земля в 18 богатых италийских городах. Октавиан отбыл в Италию, Антоний — сначала в Афины, потом — в Азию. Здесь он вдоволь повеселил¬ся. Во время въезда триумвира в Эфес впереди него шли женщины, одетые вакханками, мужчины и мальчики, наряженные панами и сатирами. Весь город был украшен плющом, звучали свирели и флейты, Антония величали Дионисом. Города, которые поддержали Брута и Кассия, обкла¬дывались грабительской данью. Антоний сумел выколо¬тить из Азии 1 200 миллионов денариев. Удовлетворив первый приступ денежного голода, триумвир вызвал для отчета к себе царицу Клеопатру в Киликию. Она яви¬лась. С этой минуты Марк Антоний уже не принадлежал себе. А тем временем Октавиан отбирал землю у граждан Италии и награждал своих ветеранов. Но того, что им да¬
вали, казалось солдатам мало, они захватывали лучшие земли самовольно. Солдаты получали не только землю, но и дома, инвентарь, рабов. Бывшие хозяева уходили, куда глаза глядят. Тех, кто пытался оказать сопротивление — убивали. Все революции происходят по одному сценарию. Среди пострадавших был и молодой Вергилий, будущий автор знаменитой «Энеиды». Ветераны, которых не успели наделить землей, ожи¬дали своей очереди в Риме и занимались грабежом. Ма¬стерские закрылись. Никто не работал. Казна опустела, Октавиану пришлось вводить новые налоги. Ограблен¬ные по милости нового Цезаря люди бежали в Рим, ища справедливости. Горожане им сочувствовали. В конце концов, в Риме вспыхнул бунт, но ветераны без труда ра¬зогнали толпу, много людей было убито, а солдаты кину¬лись грабить Город. Казалось, спокойствие не наступит никогда. В довершение всего в самой Италии вспыхнула новая распря, так называемая Перузинская война. Главными воз-мутителями были брат Марка Антония Луций и жена Мар¬ка Фульвия. Фульвия — женщина в своем роде замечатель¬ная. Она перебиралась из постели одного буйного римского политика в постель другого. Клодий, Курион и, наконец, Марк Антоний — вот список ее знаменитых мужей. Восставших разгромил Марк Випсаний Агриппа, этот верный служака Августа. На нем, как на послушном муле, въедет Октавиан на вершину власти. Фульвия бе¬жала, но вскоре умерла, так что конфликт разрешился сам собой. Антоний встретился с Октавианом в конце 40-го года до н. э. в Брундизии, они примирились и поде¬лили между собой мир: Восток — Антонию, Италия, Гал¬лия, Испания — Октавиану. Африку, так и быть, отдали Лепиду. Союз должен быть укреплен браком: Марк Анто¬ний женился на сестре Октавиана — Октавии. Казалось, этот брак оказался удачным, и Марк Антоний забыл ца¬рицу Клеопатру. Но только до новой встречи. Поскольку Секст Помпей с помощью своего флота пре-пятствовал подвозу продовольствия, Октавиан и Антоний
заключили договор с молодым Помпеем (39 г. до н. э.). Договор этот никогда не соблюдался, и вскоре Октавиан решил расправиться с молодым Помпеем, даже сам по¬пытал военное счастье, но потерпел поражение. Антоний помог Октавиану кораблями. Но последовало новое пора¬жение. Наконец, когда флот перешел под командование Агриппы, Секст Помпей был разгромлен, бежал в Азию и погиб. Чтобы навести в разоренной Италии порядок, Октави¬ан начал заигрывать с сенатом, восстановил часть маги¬стратур и старательно играл роль защитника республики. В ответ сенат даровал ему трибунскую неприкосновен¬ность. Тем временем Марк Антоний оставил жену свою Окта¬вию и вновь сошелся с царицей Клеопатрой в Алексан¬дрии, с размахом истинно восточного владыки раздари¬вал царства направо и налево. Не будем рассуждать — как и почему — но Марк Ан¬тоний умудрился потерять все. Октавиан нашел повод к войне, не беда, что не было денег в казне: он платил сол¬датам векселями — а звонкое золото они должны были за¬хватить в богатом Египте. Судьбы Египта и Рима, Октавиана, Антония и Клео¬патры решились в битве при мысе Акций. Морское сра¬жение выиграл Агриппа, а лавры, как всегда, достались Октавиану. Марк Антоний и Клеопатра пировали и слали послов к Октавиану, пытаясь договориться. Но о чем говорить? После поражения в битве при Акции за Марка Антония никто не хотел воевать. Октавиан уже был победите¬лем. Не желая сдаваться в плен, Антоний покончил с собой. Клеопатра еще пыталась выторговать кое-что для себя. Но, проведав, что Октавиан планирует провести ее в це¬пях по улицам Рима во время своего триумфа, царица по¬кончила с собой. Египет отныне личное владение Октавиана, а затем — всех императоров Рима.
Уроки латинского «Импотенция, если употреблять этот термин по отношению не только к половой сфере, но и ко всем мо-ментам человеческих отношений, является причиной са-дистского стремления к господству над другими. До тех пор, пока человек в силе, то есть находится в состоянии реализовать свои внутренние возможности, опираясь на свою свободу и целостность личности, он не стремится к господству...» — заявляет Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы». Однако вряд ли это заявление, с которым трудно не согласиться, можно считать открытием. В латинском языке слово impotencia имеет именно такой двойной смысл: оно означает одновременно сла¬бость, бессилие, и — с другой стороны: властолюбие, са¬мовластие, деспотизм, те есть связь этих двух явлений замечена была очень давно. Язык немало может сказать о характере народа. Рим-лянину не придет в голову противопоставлять право и справедливость — они сплавлены в одном слове juris. Огромное значение имело слово virtus. Обычно оно пе-реводится как доблесть. В этом слове для римлянина скрыт целый кодекс поведения. Virtus — это и воинская доблесть, и мужественность, и храбрость, и стойкость, энергия, сила и добродетель, и одновременно воинские дела и героические подвиги. И при том при всем — добро¬детель, нравственное совершенство, нравственная по¬рядочность, душевное благородство. Слово amicitia означает дружбу и политическое едино-мыслие: нельзя дружить и придерживаться разных поли-тических взглядов. Слово conscientia означает сознание, понимание, убеждение. И одновременно — совесть. Для римлянина в зле нет ничего демонического. Зло — это незнание. А вот утверждение, что термин «свобода совести» означает, что без религии нет совести, чистейшая спекуляция. «Свобода совести» — это свобода сознания.
И наконец, о любви. «По-русски «благожелательность» звучит слабее, чем «любовь», но по-латыни сильнее, и вот почему: в ла¬тинском сознании «благожелательность (benevolentia) требовала непременного проявления в «благодеяниях» (beneficia), справедливый обмен благодеяниями называл¬ся «благодарным», а несправедливый «неблагодарным»... Таким образом, понятие «благожелательность» означа¬ло любовь деятельную, активную, которая не только бе¬рет, но и дает, любовь не только себе на радость, но и на радость любимому человеку» (М. Гаспаров).
