ЗАКЛЮЧЕНИЕ Промыслом Провидения, которое возвеличи¬ло Рим от самой его колыбели и обещало ему веч-ность... Аммиан Марцеллин Далекое будущее нашей планеты принято представ¬лять как содружество равноправных государств. Некий центр, прямой наследник современной ООН с неясными полномочиями добродушного опекуна, руководит само¬стоятельными странами. Но так ли однозначно гаранти¬рована именно такая форма правления в будущем? Каж¬дому поклоннику демократии она кажется не столько ло¬
гичной, сколько желаемой, где термины «равноправный» и «демократический» снимают все противоречия. Схема идеальная, которая, скорее всего, и останется схемой. Эдуард Гиббон, начиная свой труд, пытался доказать, что Римская империя могла бы существовать, а в процес¬се работы пришел к выводу, что гибель была неизбежна. Так и мне хотелось бы видеть будущее мировое сообще¬ство как конфедерацию равноправных членов. Хотелось бы, но... Самый поверхностный историк, самый невниматель¬ный читатель обратит внимание на постоянное возник¬новение в мировой истории империй, которые пытались покорить весь мир. Не обращая внимания на трудности, не подсчитывая людские и экономические ресурсы, раз за разом, набирая силу, одна страна за другой пытались встать во главе известного им мира. Империи возникают на поверхности нашей истории, как мимоиды на поверх¬ности разумного Океана планеты Солярис. Возникают, чтобы быть поглощенными океаном цивилизации. Алек¬сандр Македонский мечтал о единой державе, где нет ни победителей, ни побежденных, а есть одна культура и один народ. Александр вслед за своим учителем Аристо¬телем полагал, что им движет некая сила арете — чув¬ство долга; сила, ведущая героя к цели. То, что не удалось Александру, попытался повторить Рим. Его восхождение было долгим и упорным. Столетиями строил он то, что Александру удалось за несколько лет. Складывал кирпич за кирпичом, громоздил одну триумфальную арку за дру¬гой. Но, поднимаясь все выше, здание трещало под напо¬ром ударов снаружи и изнутри. И когда уже не было ни сил, ни выгоды расширять границы, все равно империя не могла отказаться от своих завоеваний; находясь в кризи¬се, создавала новые провинции. Что двигало Римом? Быть может, то же неистребимое стремление, которое влекло Александра Великого к его державе, но уже принадлежа¬щее не отдельному человеку, а целой стране? Если так, то назовем это стремление по аналогии со стремлением одно¬го человека арете.
Быть может, введение этого термина поможет ответить на вопрос, было ли неизбежно падение Карфагена, и по¬чему именно Рим, а не Карфаген встал во главе громадной державы. Предположим, что цель государственного развития — не содружество равноправных государств, а именно Ми¬ровая империя, включающая в себя различные страны с различными народами — одних на правах провинций, других как союзников, но никогда — как равноправных партнеров. Появление этой Мировой державы есть необ¬ходимое (хотя и не достаточное) условие выхода развития человечества на новую ступень. Итак, с чего же начинается процесс? Прежде всего с по-явления страны, обладающей арете, то есть волей и жела¬нием стать именно Мировой империей. Желание грабить всех подряд и издеваться над собственным населением в зависимости от вкусов и фантазии правителей — еще не есть признак арете. Арете — это желание целой страны возводить сложное здание, гасить конфликты, сглаживать противоречия, становясь все более и более привлекатель¬ной для тех, кто в империю пока не входит. Римская им¬перия сумела включить в свой состав совершенно различ¬ные народы, многие из которых не только не порывались в конце концов выйти из ее состава, но, напротив, были против ухода римских легионов, когда Римское государ¬ство уже трещало по швам. Оговоримся сразу: арете — это не пассионарность, о которой писал Лев Гумилев. Пасси- онарность не предполагает обязательное наличие арете. Так же как утеря пассионарности не означает автоматиче¬скую утрату арете. Пассионарии викинги не имели арете построения Мировой державы. Лишенная пассионарно¬сти Римская империя периода заката не утратила своего арете. В зороастрийской мифологии существует термин хварна — державная сила. Утративший хварну правитель теряет власть. Но мне кажется более подходящим термин арете — ибо строитель Мировой державы должен обла¬дать не столько желанием доказать свое превосходство, сколько чувством долга и талантом организатора.
Освальд Шпенглер считает империю «типической за-ключительной стадией» развития. Но что если рассмо¬треть создание империи, как попытку совершить гранди¬озный прыжок. Причем попытка дается только одна. И в том случае, если прыжок закончился неудачей, прыгуна ожидает смерть — почти мгновенная или длительная — смотря по степени полученных травм и живучести пре¬тендента. Но неудача предшественника не остановит дру¬гих. Новая империя готовится к новому прыжку. Трудно распознать будущую Империю в начале пути. Кто мог предположить, что маленький городок на берегу Тибра станет в будущем центром мира. Превосходство на¬уки, культуры, экономики еще не означает наличие аре¬те. Развитая торговля может доставить богатство. Но не обязательно богатство выдвинет страну на роль Мировой империи. Постепенно, шаг за шагом Рим занимал главенствую¬щую роль. Сначала — в Италии, потом во всем Средизем¬номорье. Завоевания, подчинение более слабых соседей, вмешательство в дела других стран, навязывание своей политики и своего видения мира, — все это было, как и огромные потери в войнах, разграбление городов и целых государств, продажа в рабство тысяч людей. Но Рим всег¬да утверждал, что он — не господин, но патрон, города и страны — его клиенты и союзники, «друзья римского народа». Всем уже видна его растущая мощь, Рим «по¬дает заявку» на статус Мировой империи. Одновременно на этом этапе происходит «атака на империю». Страны, обеспокоенные усилением соседа, начинают вести масси¬рованное наступление на государство, претендующее на роль Мировой державы. Именно такая «атака» — Вторая Пуническая война, клятва Ганнибала в вечной ненависти. Империя оказывается в положении отнюдь не захватчи¬ка, а стороны обороняющейся. «Ганнибал у ворот!» — этот возглас станет для Рима на многие годы призывом к оружию. (Именно такую атаку на Империю провела Германия, нанося руками большевиков нокаутирующий удар России — в тот момент несомненному претенденту
на роль Мировой империи. 11 сентября 2001 г. весь мир в прямом эфире видел атаку на нового претендента). Итак, атака Ганнибала была отбита, империя начала бурно расти, подчинять соседние государства. В зависи¬мости от традиций, религии, национального характера это подчинение сопровождается кровавыми войнами или более или менее тихой аннексией. Вырабатывается импер¬ское мировоззрение, оправдывающее включение других государств в состав Империи. И тут происходит сбой. Для дальнейшего развития Римская империя должна была стать достаточно привлекательной и гибкой организацией, готовой к включению различных структур и субструктур, умеющей максимально использовать потенциал входящих в нее народов, с отлаженной и уравновешенной системой управления, основанной на демократических принципах, сознающая необходимость равномерного развития состав¬ляющих Империи с непременным лидированием в ее раз¬витии Италии. Что-то в реальной Римской империи при¬сутствовало, чего-то катастрофически не хватало. Этим можно объяснить одновременное блестящее развитие и перманентные гражданские войны, блестящие внешние победы и кризис экономики, одновременный рост и загни¬вание, а в результате — фатальное разрушение. Если принять гипотезу создания мирового государ¬ства в форме Мировой империи, то меняется весь взгляд на историю. С этой точки зрения отпадает вопрос, муча¬ющий потомков: справедливые или несправедливые вой¬ны вела страна, имел право Рим разрушать Карфаген или нет? Рассматривая гипотезу о неизбежности создания Мировой империи, завоевание Карфагена Римом было предрешено. Попытка создание Мировой державы — это следование своего рода инстинкту, арете, заложенная изначально программа развития. При создании Мировой империи мы можем говорить лишь о выбранных сред-ствах — они бывают более или менее гуманными или не-оправданно жестокими. Толерантность по отношению к различным обычаям и религиям, несомненная привлекательность Римской
империи в глазах других народов, предоставление огра-ниченного самоуправления в сочетании с централизован¬ным руководством — все это были элементы той сложной структуры, которая претендовала стать именно Мировой империей. Смогут другие создать изваянья живые из бронзы, Или обличье мужей повторять во мраморе лучше, Тяжбы лучше вести и движения неба искусней Вычислят иль назовут восходящие звезды — не спорю... Римлянин! Ты научись народами править державно — В этом искусство твое! Эти слова Вергилия могут служить руководством для Мировой державы и по сей день. То, что рассматривалось историками как безумие, при¬мер неуемности людского честолюбия — всего лишь свое¬го рода «проба пера», пренебрежение объективными фак¬торами ради одного — арете, ради осуществления пред¬назначения. Вопрос о коммунизме и фашизме с этой точки зрения приобретает также иное звучание. И фашизм, и комму¬низм (сталинизм) призваны обеспечить создание Миро¬вой империи. Поскольку Мировая империя исключает тоталитарную форму правления (диктатура автоматиче¬ски приведет к застою и деградации) и требует совершен¬ной системы управления с многочисленными отрица¬тельными обратными связями, то мы увидим коммунизм и фашизм как некую агонию империй, упустивших свой шанс стать Мировой державой, но не утративших своего арете. Возрождение идеологии «державности» в пережи¬вающей глубокий кризис России — это закономерное яв¬ление для страны, утратившей внезапно, причем явно на подъеме (имеется в виду экономический накануне Пер¬вой мировой войны) свои перспективы, но не утратившей арете Но послевкусие арете еще долго может вводить в заблуждение.
В этой главе не ставится задача доказать преимущества империи над федерацией. Речь идет лишь о том: если по¬явление одного государства во главе мирового сообщества неизбежно, то каковы должны быть взаимоотношения такого лидера и остальных стран, как примирить первую статью Декларации прав человека о том, что все люди рав¬ны в своем достоинстве и правах с доминированием могу¬щественного лидера. И как заставить этого лидера счи¬таться с правами и приоритетами других народов? Пока на этот вопрос нет ответа. Попытки доказать, что тот или иной народ лучше справится с ролью мирового лидера и сумеет осчастливить остальных плодами своей культуры, выглядят достаточно спекулятивно. Пока что мы можем достаточно уверенно утверждать лишь одно: имперская политика и права человека постоянно входят в противо¬речие. История Рима представляет собой сплошное искуше¬ние. Она столь многообразна, столь выпукла, столь ярка, изобилует таким обилием примеров, что непременно про¬воцирует на создание какой-нибудь исторической концеп¬ции. Многим покажется эта глава неожиданной и стран¬ной. Казалось бы, вся книга посвящена прославлению ре¬спублики, а в итоге автор начинает доказывать, что цель исторического процесса — создание Мировой империи. Но тут нет противоречия. Мировая империя должна не¬пременно иметь демократический фундамент, иначе ее ждет судьба Рима.
